Вишенка. 1 том

— Если у вас будут спрашивать, то вы вправе сказать, что не знаете, — ответил Сабреташ.

XXX. ИСТИННЫЙ ДРУГ

Нанятая карета, в которой ехали Вишенка и Сабреташ, остановилась в квартале Елисейских полей у ворот красивого дома на улице Понтье.

Сабреташ высадил Вишенку из экипажа, она с удивлением смотрела на жителей того квартала: такая была разница в наружности, манерах и одежде этих жителей и обитателей предместья Сент-Антуан, что молодой девушке казалось, будто она попала в другой город.

Она не видит здесь грязных домов: все красивые здания, в новом вкусе…

Пройдя большой и чистый двор, она входит на широкую лестницу с вызолоченными перилами.

— Как все здесь прелестно! — говорит Вишенка вполголоса, осторожно ставя ноги на натертые воском ступени. — И мы будем жить в этом прекрасном доме?

— Да, дитя мое, у всякого из нас будет своя комната. Не правда ли, как удобно? И квартира эта не дороже той, которую мы занимали, но немного выше… Подымайтесь еще выше… выше, такая хорошая лестница, что не устанешь по ней идти.

Начиная с четвертого этажа, лестница становится уже, ступени ее уже не натерты воском, но все-таки эта чистая и светлая лестница оканчивается площадкою на шестом этаже, куда вошли Вишенка и Сабреташ. На этой площадке несколько дверей, одну из них отпирает Сабреташ, и они входят в новую свою квартиру, состоящую из двух комнат и передней, расположенных очень удобно: в каждую комнату отдельный вход. Комнату направо с камином Вишенка берет себе, налево — будет комната Сабреташа. Вишенка в восхищении. Спешит привести все в порядок, поставить все вещи на место… Напрасно Сабреташ просит ее не утомляться слишком, ей хочется поскорей и как можно лучше здесь устроиться. Ей здесь спокойнее, свободнее, зная, что тот дом, который она старается позабыть, — далеко.

Вечером все было готово, и новые жильцы, пообедав, могли отдохнуть. За обедом Сабреташ сказал:

— Здесь, милое дитя, надеюсь, что вы будете спокойны и здоровы, а то я замечаю, что от той встречи вас совсем перевернуло. Вы потеряли даже аппетит?

— Мне есть не хочется…

— Вы устали, но я надеюсь, что сон, спокойствие будут иметь благотворное действие, надеюсь, что вы поправитесь! Повторяю вам, что мы далеко, в другом квартале Парижа… в расстоянии целого лье от прежнего места жительства.

— О! Тем лучше! А жители того квартала не ходят сюда?

— Если они и ходят, то все-таки реже их можно здесь встретить, нежели там.

— Но я лучше не буду выходить…

— Чтобы еще захворать! Повторяю вам, что здесь другой свет… другие люди… Ах, кстати, я заметил, что этот негодяй, которого мы встретили третьего дня, говоря с вами, называл вас Вишенкой?

— Да… когда я пришла ночевать в тот дом, то сказала свое имя.

— Не находите ли в таком случае, что благоразумнее вам переменить имя?

— Да, в самом деле! Не надо больше звать меня Вишенкой.

— Какое же имя хотите?

— Мне все равно, выберите его сами для меня, дайте мне такое, с которым бы я могла позабыть свое прежнее имя.

— Признаться сказать, не много я знаю женских имен. Постойте, помню, была у меня сестра, она умерла ребенком, звали ее Агатой. Нравится вам это имя?

— Это имя мне очень нравится, особенно потому, что это имя вашей сестры.

— Хорошо! Стало быть, решено, вас теперь зовут Агатой, те, которые бы вздумали вас звать иначе, будут ошибаться… вам нечего их узнавать, этих глупцов.

— А Петард… он знает, что меня зовут Вишенкой.

— Ах! Черт возьми, правда!.. Но Петарду сочиню какую-нибудь историю, он поверит. Кроме того, не знаю еще, когда мы с ним увидимся. Не зная нашего адреса, не скоро нас бедняга разыщет. На днях как-нибудь зайду в его кофейню, но дело не к спеху.

— Почему же, друг мой? Ведь он ваш старый товарищ… он вам предан… да и вы с ним весело время проводили.

— Так, дитя мое, но мне казалось, что иногда он вам надоедал.

— Мне!.. Почему вы так думаете?

— Почему?.. Я вам сейчас скажу, так как мы должны всегда говорить прямо, откровенно друг с другом, хитростей не может быть между нами. Видите ли, я заметил, что в сердце моего товарища загорелась любовь к вам, и видно было, что это вам не нравилось. А что, правда или нет?

— Да, друг мой, правда. Но, однако, бедный Петард ничего такого не говорил, что бы могло мне не нравится. Никогда ни слова.

— Вот как! Еще бы он попробовал говорить вам глупости… разве он не смотрит на вас как на мою племянницу? Довольно того, что вы находитесь на моем попечении. Но я не того боюсь, допустим, что Петард ухаживал бы за вами, влюбился не шутя и, наконец, сделал бы вам предложение, к тому ведь шло. Согласились ли бы вы выйти замуж за него?

— Нет, друг мой, нет, не хочу. Вы же знаете, что я никогда не выйду замуж. Разве я могу с моим прошлым носить фамилию, быть женой честного человека?