Вишенка. 2 том

— Конечно, и я говорю вам только, что он может никогда ничего не узнать; я не советую вам поступать так, чтобы вы могли после раскаиваться… Но все равно… бедный молодой человек… отвечайте ему сами… это будет лучше, нежели, чтобы написал я.

Вишенка садится к письменному столику, но решительно не знает, что написать Леону. Она начинает десять писем, но ни одно ей не нравится, в каждом из них слишком много любви к Леону. Наконец, она написала следующее:

«Вы все еще меня любите… меня, которая так мало достойна вашей любви. Если бы вы знали, как трогает меня ваша любовь, вы бы пожалели, что я должна оттолкнуть от себя счастье, которое превышает собою все, что когда-либо грезилось мне в моих мечтах. Но чем больше вы мне говорите о любви, тем более я сознаю, что недостойна вас, и потому еще раз повторяю вам: нет, я не могу быть вашей женою, я не могу носить ваше имя!.. Мое прошлое мне не дозволяет… не хочу, чтобы вы краснели за меня… Прощайте, пожалейте меня».

Вишенка подписывает свое имя и передает письмо Сабреташу, который, прочитав его, одобрительно кивает. Потом Вишенка запечатывает его, и старый воин, взяв свое кепи, отправляется на почту.

Сабреташ возвратился поздно. Он долго ходил по бульвару, чтобы развеять свои мысли. Он нашел Вишенку печальною, но покорившейся своей участи. Она теперь знала, что Леон ее любит, и это служило ей утешением.

Пожав руку Вишенке, Сабреташ удалился в свою комнату, отворяя дверь, он увидел Петарда, стоявшего у окна с бутылкой масла в руках. Уходя из дома, он совершенно забыл, что оставил его здесь.

— Как, ты до сих пор не ушел?

— Конечно. Ты мне сказал: «Стой у окна!» и я стою… я не имею привычки оставлять свой пост, а ты не приходил отпустить меня….

— Бедный Петард! Но поставь же на место бутылку с маслом.

— Масло больше не нужно Агате?

— Нет, нет, все прошло… можешь идти спать, приятель.

— Что такое было в том письме, что оно вас обоих так взволновало?.. Если тебе нужны деньги… ты знаешь, у меня есть сто пятьдесят франков… они целы… я их не истратил…

— Благодарю, мой добрый Петард… благодарю… ах, в деньгах у нас теперь нет недостатка.

— Может быть, тебе нужно достать что-нибудь, чего здесь нет, то я готов идти хоть за тысячу лье за этим.

— О, я уверен в твоей преданности, но тут, к несчастию, ни ты, ни я ничем помочь не можем. Иди спать, Петард.

XXXVIII. ПРИКАЗЧИК ИЗ МАГАЗИНА ГАЛАНТЕРЕЙНЫХ ТОВАРОВ

Посланье Леона Дальбона снова изгнало мир из жилища Сабреташа. Вишенка, несмотря на то, что все силы употребляла, желая казаться спокойной, только и думала, что о любви к ней Леона Дальбона, любви, такой чистой, истинной, которую ока вынуждена была отвергнуть.

Сабреташ никогда не упоминал имени Леона, но грустил, видя, как Вишенка страдает.

Петард, не смея ни о чем спрашивать, ограничился одними своими наблюдениями за девушкой. Если он видел, что Вишенка менялась в лице или подносила руку ко лбу, тотчас бежал за бутылкой с маслом, воображая, что она сейчас упадет в обморок.

Однажды вечером с пятого этажа донесся довольно сильный стук.

— Кажется, сосед возвратился, — сказал Сабреташ.

— Какой сосед? — спросил Петард.

— Тот самый, который встречался с тобой на лестнице и у которого ты видел только кончик его носа.

— А, тот, что все время зяб? Я его больше не встречаю.

— Он надолго отсюда отлучался, но шум, который мы слышим, доказывает, что он возвратился, впрочем, может быть, квартиру сдали другому. Надо осведомиться об этом у привратника.

Вишенка давно забыла таинственного соседа; письмо Леона Дальбона изгладило в ее душе все прочие воспоминания, и она равнодушно слушала, что говорилось о человеке, не так давно возбудившем ее опасения. Что могло страшить ее теперь, когда она уже отказалась от своего счастья?

На другой день Сабреташ сказал Вишенке:

— А ведь жилец пятого этажа действительно возвратился.

— Так он уезжал?

— Да, он уезжал недель на шесть в деревню, но, должно быть, деревенский воздух не пошел ему на пользу. Привратник говорит, что господин Жульен возвратился оттуда бледный, больной и теперь совсем не выходит из своей квартиры.

— Бедный молодой человек! Есть при нем кто-нибудь?

— Нет, вероятно, он этого не желает. По словам привратника, он, кажется, человек состоятельный и, если бы захотел, мог бы нанять прислугу.

— Действительно, почему не нанять кого-нибудь, чтобы за ним ухаживали?

— Значит, не хочет. Но, вероятно, привратник многое прибавляет. У соседа нашего, может быть, всего лишь насморк.

Прошла неделя, и Сабреташ опять говорит Вишенке: