В коридоре крики сестер кажутся еще громче. Среди визга отчетливо различаю плач. Сердце не выдерживает. Стучусь в дверь. А когда ее открывает побледневшая, взволнованная Сара, замираю от изумления. Две мои хрупкие сестренки, катаются по полу и дергают друг друга за волосы, как самые настоящие амазонки. Наверное, я попала в параллельную реальность, потому что этого просто не может быть.
— Как ты могла, Селеста! — впервые слышу, как сквозь слезы вопит Гортензия. — Как ты могла! Ты знала, что он мой! Что скоро должны были согласовать помолвку.
— Знала… Но что я могу сделать, если он влюбился в меня! — в голосе ни капли сострадания или раскаяния. Видно старшая сестренка все-таки начала воплощать свой злой план в действительность.
— Тебе мало Фингера, мало Джеффри, который, кстати, бывший жених Вивьен!
— Так бывший же! Вивьен, между прочим, не побрезговала отбить у меня Торнтона!
— Что ты несешь! — тут уж и я не выдерживаю. Правда, в драку не вступаю. И говорю спокойно. — Никто у тебя Торнтона не отбивал. Он и твоим не был.
Селеста отталкивает руки Гортензии, встает, поправляя немного надорванное в драке платье, приглаживает волосы. А вот с синяком на скуле ничего сделать не может, хотя, к счастью, его пока сильно не видно.
— Еще бы немного, и был! Уверена, он почти пал перед моими чарами.
— Ага, надейся… — фыркаю.
— Симонс после Торнтона лучший. Я его желаю!
— Но он мой! — Гортензия тоже приподнимается. У нее вид не лучше. Только вместо синяков на щеке красуются свежей кровью несколько глубоких царапин.
— А станет мой! — складывает руки на груди.
— А вас не смущает, что вообще-то у Торнтона… Симонса… да и у остальных мужчин есть свои желания и видение образа будущей жены. Делите их, как пирожное за обеденным столом.
На мне останавливаются два одинаковых, изумленных взгляда. И правда, что я за ересь я тут брякнула.
За спиной вдруг хлопают двери, слышится испуганный выдох. И мы втроем поворачиваемся на звук.
— Селеста! Гортензия! Ох, Великие-Древние! Что вы здесь натворили! — всплескивает ладонями маман.
— Ничего, мамочка, — слегка заикается Гортензия. Снова принимается нервно разглаживать немного потрепанное платье и поправлять взлохмаченную косу.
— Мы все уже решили, — Селеста, как всегда, в своем репертуаре. Гордо задирает подбородок, словно на ней сейчас не смятое платье, у которого кружевной воротничок едва держится на последних нескольких нитях, а на лице не красуется синяк во всю щеку.
— А ты, Вивьен! Куда смотрела? — еще и мне прилетает за компанию.
— Я-а-а! — У меня глаза становятся по пять копеек. Даже с ответом не нахожусь.
— Если бы Сара не позвала, вы бы убили друг друга! — маман раздувает побелевшие от гнева ноздри. — И сейчас посмотрите-ка! На кого вы похожи! На тупых необразованных простолюдинок, а не леди! Я в полном ужасе! Что теперь делать? Сара! Сара! Исправь это все, — хрупкий палец унизанный тяжелыми перстнями очерчивает круг, указывая на боевые травмы сестер.
Та вскидывается, будто впервые видит Гортензию и Селесту. Суетливо обтирает ладони о белый фартук.
— Все будет хорошо, леди Роуз! Не волнуйтесь, — сулит, уверенным шагом приближаясь к застывшим сестрам. — Через минуту и следа не останется!
Быстро хватает под руку Гортензию, берет со стола салфетку и отводит сестру к окну. Ей более срочная помощь нужна. Тоненькая струйка крови из глубокой царапины почти доползла до белого воротничка домашнего платья. У Селесты когти, как у дикой кошки, ей-богу!
— Я… пожалуй, лучше пойду, — пячусь к двери. Вдруг леди Роуз еще за что-нибудь зацепится, и мне примется морали читать за компанию. Сейчас явно не время выпрашивать контакты Амариллис.
Маман только отмахивается, занята внимательным осмотром физиономии любимой Селесты. А я едва могу скрыть какое-то темное, злорадное удовольствие, что Гортензия так сильно залепила ей под глаз. Синяк понемногу становится большим и набухает ярким розовым цветом. Возможно, это хоть немного даст понять нашей старшенькой сестренке, что мир крутится не вокруг нее любимой, а мы не ее покорные последователи.
Комната встречает благословенной тишиной. Прижимаюсь спиной к двери и, наконец, позволяю себе прыснуть от смеха — ох и забавная была Селеста с этим фингалом. Конечно, от него через несколько минут и следа не останется, но ее образ теперь у меня в памяти отпечатался навеки.
Только улыбка через секунду замирает на губах. На кровати застеленной ярким стеганным покрывалом лежит знакомый черный конверт. Сердце пускается вскачь. Давно от Друга не было известий, и я едва сдерживаюсь, чтобы стремглав не броситься к посланию. Намеренно себя останавливаю. Как будто чувствую, что за мной кто-то наблюдает со стороны… за реакцией, эмоциями. Осторожно беру конверт, разворачиваю…
В отличие от всех предыдущих писем на небольшом плотном листе только одна строчка. Однако и ее достаточно, чтобы еще больше запутать и испугать.