Вишенка в паутине (СИ)

— Я Анри пообещала, что калечить тебя не буду, — приняв душ и немного поостыв, начала с главного владелица. — И я постараюсь сдержаться, но разговор у нас с тобой выйдет длинным.

— Ками-со! — вскинулся парень, порядком струхнув от того, что сейчас перед ним была уже не та женщина, которая вчера бинтовала и тёплыми объятиями унимала дрожь, сейчас перед ним была именно та госпожа, что пророчил своим «сучкам» мастер Октори: жёсткая, властная и мало интересующаяся чувствами своей игрушки.

— Живо разделся и в игровую! — тон не терпел возражений, и ослушаться сейчас было равносильно самоубийству. — Что я говорила уезжая?

На жилую часть игровой комнаты смотреть не хотелось: ковёр, матрас, холодильник, сумка с ещё не разобранными вещами… Всё это слишком резко контрастировало с инструментами для пыток и незнакомой, чеканящей слова госпожой.

— Вы говорили, что, если буду хорошим мальчиком, вы меня заберёте, — сглотнув сухой ком в горле, вытянулся Хьюмо. — Что господину Анри меня можно использовать как угодно, что…

— А как насчёт того, чтоб не подходил к компьютеру, я разве не говорила? И про употребление дури… Не озвучивала, но, думаю, это было и так понятно?!

— Виноват, госпожа, и готов понести наказание, — фраза была стандартная, заученная, но почему-то немели губы, и от картинок предстоящей расправы заранее тоскливо ныло под ложечкой.

— Лицом к стене, упрись руками, ноги расставь.

Пока стоял в ожидании своей участи, Хьюмо по звукам за спиной судорожно пытался определить, что выберет хозяйка. Поза двусмысленная: голышом, с оттопыренным задом, без фиксации… Если наказывать будут как сучку, то сейчас начнётся жёсткий трах. При таком раскладе, чтоб сделать очень больно даже особо стараться не надо: просто забыть про смазку, взять размер побольше, добавить металлические игрушки. И не останавливаться, пока раб ещё способен кричать.

Панику оборвал хлёсткий удар чуть пониже лопаток. Порка? Просто порка? Парень инстинктивно дёрнулся, стискивая зубы. Ещё один удар, ещё… Спина взорвалась болью, по коже поползли огненные языки. Никаких заигрываний, поглаживаний, как это было накануне, удары чёткие, как ритм хронометра. Никаких вопросов, никаких звуков кроме свиста стека и глухих шлепков о кожу. Спина и ягодицы — один сплошной исписанный холст. Когда колени начали предательски подрагивать, женщина отложила гибкий прут. Скрипнула дверца шкафа, а потом запахло мазью. Озноб прошил с головы до пят. Просто порка? Он думал уже всё?! Этот запах Хьюмо узнал бы из тысячи не хуже любой собаки. Сдерживая животный скулёж, раб попытался схватиться за гладкую стену, упереться в неё лбом, в любую секунду ожидая первого мазка и сумасшедшей грызущей боли. Знающие рассказывали, что в древности раны наказанных для пущего эффекта посыпали солью. Так вот эта штука была намного хуже, а если на коже был хоть один порез…

Логично. Всё логично… Думать — это последнее, что сейчас было нужно делать, но мысли носились в голове, как шальные кони. Хозяйка хочет, чтоб раб запомнил. И Хьюмо точно знал, что так оно и будет. Потому что ад с этой дрянью на спине забыть невозможно.

— Повернись.

Баночка с ядовитой мазью в руках Ками-со была уже закрыта и, поколебавшись ещё пару секунд, она отставила её в сторону.

— «Жидкий огонь» использовать не буду, но вечер проведёшь в ящике.

И только тогда туго соображающий раб увидел его… Заставленный вещами, занавешенный от ненужности тряпками… Ещё до того, как женщина открыла дверцу, Хьюмо знал, что увидит внутри: крепления для конечностей и шеи, чтоб зафиксировать жертву на вытяжку, устройство для герметизации и, если нужно, откачки воздуха…

— Залезай. Пару часов потерпишь. В ступор не впадай!

Краем осыпающегося в бездну сознания парень понимал, что его нерасторопность нервирует госпожу, что до ящика всего семь шагов, что хороший раб не должен открывать рот без разрешения, если не хочет, чтоб наказание усугубилось…

— Госпожа! Пожалуйста… лучше мазь!

Голос был жалкий и противно ломался, но Хьюмо было не до этого. Рухнув на колени, он пополз к владелице, торопливо шепча мольбы, пока губы ещё целы, а в горло не лезет кляп.

— Вот, госпожа, пожалуйста, возьмите, — дрожащей рукой сгрёб он с кушетки банку с бесцветной жижей внутри, с ужасом понимая, что перечит хозяйке, и его сейчас просто убьют. — Я до ночи дотерплю… До утра, если пожелаете…

— Малыш, ты совсем больной? — женщина, к его удивлению, не ударила, а всего лишь выхватила протянутую склянку и грохнула ею об стол. — Два часа в темноте страшнее, чем ночь в агонии? Серьёзно?