Вишневые воры

Обвязывая шею веревкой, она подумала о том, не лучше ли ей умереть своей смертью во время родов, чтобы сохранить жизнь ребенку. Она была готова на страшную смерть ради младенца, ведь, несмотря на то что она не хотела этой беременности, с тех пор как внутри нее зародилась жизнь, она чувствовала потребность защищать ее. Но она понимала, что это означало бы оставить ребенка на попечении мужа и его родителей в ненавистном ей «свадебном торте». Если она сама с трудом выносила такую жизнь, то каково пришлось бы ребенку?

Когда Белинда не появилась на ланче, домоправительница отправилась ее искать. Доуви, ирландская иммигрантка, преждевременно ставшая женщиной средних лет, в своей извечной вязаной кофте, клетчатой юбке и толстых чулках кремового цвета, продралась сквозь чащу и увидела миссис Чэпел, застывшую на стуле с петлей на шее.

– Силы небесные! – закричала она, вцепившись в золотой крест, висевший у нее на шее. И тут же поняла, что, учитывая то шаткое положение, в котором находилась миссис Чэпел, пугать ее криками не стоило.

Вздрогнув, Белинда чуть не потеряла равновесие. Она с удивлением отметила, что ее первым инстинктом стала борьба за жизнь, и, пока стул ходил ходуном под ее ногами, она хваталась за веревку и пыталась освободить шею. В течение нескольких секунд ее мир висел на волоске. Врата в загробную жизнь открывались и закрывались перед ней, как расшатанная дверь в салун. Открыто, закрыто. Открыто, закрыто. Балансируя на стуле в ожидании своей судьбы и не ослабляя своей хватки за веревку, она видела перед своими глазами проблески вечной жизни. Позже она скажет, что никогда не чувствовала себя такой живой, как в тот момент.

Через два дня Белинда без каких-либо осложнений родила Эстер. Девочка родилась на рассвете, и Белинда качала ее на руках, пока не взошло солнце и не осветило их обеих через окна спальни. Она месяцами ждала смерти, но смерть не пришла, и она стала упиваться жизнью. Она вдыхала это новое чувство, как аромат ее сада, как запах гвоздик и лилий, но только не роз. Запах розы был изгнан из нее вместе с ребенком.

За восемьдесят девять лет она стала первой женщиной по материнской линии, выжившей после родов. Она любовалась Эстер, этим маленьким чудом, ее крошечными ноготочками и аккуратными ресничками. Белинда бросила вызов смерти, которую ей пророчила мать, и теперь, чувствуя уязвимость младенца у нее на руках, она стала опекать его сверх меры. Она не отходила от девочки ни на шаг, не разрешала няне забирать ее и велела поставить колыбель рядом со своей кроватью. У них с мужем были разные спальни, расположенные в одном крыле, так что он не возражал, а учитывая, что с ней происходило во время беременности, даже радовался тому, как сильно Белинда привязалась к ребенку. Когда он и его родители хотели навестить Эстер, она приносила ее в гостиную, где могла всех видеть, и наблюдала, как они держат ее на руках, неуклюже, будто свиной окорок, силясь полюбить ее так, как силились полюбить все остальное. Ужинала она тоже в гостиной, не выпуская дочь из рук, и даже мылась вместе с ней в ванной. В те редкие вечера, когда муж приходил к ней в спальню, вновь ища услад ее тела, Белинда оставляла Эстер в колыбели у своей кровати.

Три месяца Белинда не расставалась с Эстер, пока однажды запах роз не вернулся. Он был таким же сильным, как и в последние месяцы предыдущей беременности, только теперь к нему прибавился их вкус у нее во рту и шелестение их лепестков у нее в ушах.

Розы говорили ей, что она беременна вторым ребенком. В этот раз ей нездоровилось с самого начала: от запаха роз ее почти постоянно рвало, и она так ослабла, что из спальни в ванную ей иногда приходилось ползти. В таком состоянии она не могла заботиться об Эстер, и дочку пришлось сдать няне. Когда ребенок плакал, а Белинда не могла ни утешить ее, ни покормить, ее сердце разрывалось. Но в темноте спальни, под натиском роз, она говорила себе, что, возможно, это к лучшему и Эстер пора привыкать к жизни без матери.

Ведь если первый ребенок не убил ее, то, возможно, ее убьет второй.

Но Белинда снова выжила, и после родов ей стало гораздо лучше. Она решила назвать вторую дочь Розалиндой, в честь матери, надеясь так задобрить ее и избежать участи, которую та ей пророчила.

После Розалинды последовал большой перерыв, и Белинда надеялась, что ее способности к деторождению на этом исчерпаны. Несмотря на ее мольбы, что еще одной беременности она не выдержит, муж продолжал приходить к ней; он говорил, что она не может отказывать ему, что это неестественно. Минуло шесть месяцев, а затем минул год. Она боялась слишком привязываться к Розалинде, но шло время, а розы не возвращались, и она успокоилась.