Вишневый самурай

Весь путь по Московскому каналу мы провели в молчании. Я потягивал пиво, которое показалось мне на редкость вкусным. И вовсе не из-за того, что его сварил я, а просто потому, что хорошее пиво! Трои с отсутствующим видом посасывал из бокала виски — в минуту по капле — и мертвым взглядом смотрел в черную дыру плазменной панели. Возможно, он вообразил, что успел включить панель и теперь наслаждался придуманной его воспаленной фантазией картинкой. А может, тревога съедала его душу изнутри, поскольку не мог он отключиться, забыть о невзгоде, изгнать мысли о ней.

Я плохо знал Троя Епифанова. Но из того, что слышал от него самого и получил из достоверных источников, которые ни один стоящий детектив раскрывать не будет, Трои безумно любил младшего сына Самсона, доставлявшего его старой голове столько переживаний, что ей впору было распухнуть и лопнуть. Сколько раз Трою приходилось выпутывать сына из тенет, в которых Самсон оказывался по собственной глупости и разгильдяйству! Типичный представитель золотой молодежи, который покупает швейцарские часы за две тысячи рублей (не ведая, каким трудом достаются деньги, поскольку в жизни ни одной копейки собственноручно не заработал), а вечером в пьяном угаре какого-нибудь элитного кабака теряет эти часы под столом, чтобы наутро приобрести новые!

Самсона я лично не знал. И никаких предубеждений относительно него у меня не было. Но образ в моем воображении рисовался именно такой.

Обогнув насыпной остров, именуемый площадью Победы, где стояла скульптурная группа, воздвигнутая в честь «защитников отечества от ворогов и нечисти», «Ласточка» устремилась к аэропорту. Позади сверкал десятиметровый шпиль, вознесенный к лучистому небу и хранивший память о войнах от Рюриковичей до наших дней. Чуть ниже на барельефе виднелись былинные рыцари, облаченные в шлемы и кольчуги, с обнаженными мечами, шипами и круглыми щитами. С ними мирно соседствовали солдаты в фуражках и касках, с автоматами наперевес и Георгиевскими крестами на груди… Выглядели все пафосно и солидно.

Миновав канал, уводящий к аэропорту Пулково, «Ласточка» пролетела чуть дальше и свернула в сторону Царского Села. Примерно через километр пилот свернул вновь и углубился в хитросплетение узких каналов маленького поселка, состоявшего сплошь из особняков нуворишей. Сбавив скорость, «Ласточка» с изяществом балерины, танцующей сольную партию, перетекала из улочки в улочку, пока не остановилась возле высокого трехэтажного дома из красного кирпича с огромным бронзовым кактусом, который венчал крышу, словно герб древнего рода.

Заметив мой насмешливый взгляд, Трои усмехнулся и проворчал:

— Валька посчитал это забавным… Никто из соседей так и не понял, за каким хреном он на крышу кактус высадил, к тому же из бронзы, а не из золота… Валька говорит, что это он памятник молодости своей поставил.

Епифанов поднялся из кресла, поставил бокал с недопитым виски на стол и направился к выходу. Я встал за ним, но и шага сделать не успел: дверь рубки открылась и из нее показался худощавый бледный молодой человек с лицом истинного британца.

— Трой Авдеевич, извините, что отвлекаю, но один из служебных катеров господина Куракина отсутствует на приколе.

— Ну и что? — прокаркал Трои. — Кто-то из прислуги на рынок отправился.

— Обычно на рынок они ездят по пятницам и субботам, но никак не в среду! — возразил пилот. — Я хорошо знаком с укладом жизни Куракиных — раньше ведь у них работал.

— Хорошо. Учту, — сказал Трои, выходя из зала.

— Вы же сами просили говорить обо всем подозрительном… — вслед ему произнес мальчишка. Я пошел за Епифановым.

За городом жара ощущалась меньше: больше простора, воздух рассеивается лучше… И чище здесь тоже. Не так уютно, как в лабиринте узких каналов Васильевского острова, но все равно хорошо.

— Пойдем. Не задерживайся, — проворчал Трои.

Видно было, что слова пилота взволновали его. Миновав открытые ворота, мы вышли на дорожку к дому, устеленную мраморными плитами и ограниченную булыжными бордюрчиками. Каждый булыжник бордюра был раскрашен в свой цвет и имел украшение либо в виде аляповатого цветочка, либо в виде солнца, раскидывающего лучи в разные стороны, словно пьяный арбалетчик стрелы в неведомого врага.

Заметив мой удивленный взгляд, Трои пояснил:

— У Кактуса дети малые. Вот и балуются. Я одобрительно хмыкнул и налетел на спину внезапно остановившегося Троя.

— Что-то не так… — сказал он, хищно осматриваясь по сторонам.

— В чем дело? — спросил я, не чувствуя опасности. Очень уж безобидно выглядел этот дом: дорожка, ворота, клумбы с цветами и тенистые яблони, усыпанные щедро маленькими зелеными плодами, которые к осени нальются соком и пригнут ветви к земле, норовя обрушиться на голову проходящего мимо юного Ньютона.

— Собак нет. У Кактуса они больно брехливые. Каждый раз вылетают, набрасываются, лизаться лезут. Брехливые и добрые… А тут — тишина. Непорядок это.

— Может, спят? — высказал я предположение, обходя Троя и продолжая путь.