Вишняки

— Хи-хи-хи, — засмеялся тоненький голос. — Это я.

Лёнька так и подскочил на кровати. Оглядывается кругом — никого не видит.

— Кто же ты?

— Лень… Да не вертись. Всё равно ты меня не увидишь. Я как тень твоя — всегда с тобой.

— Зачем? Что тебе нужно?

— Хи-хи! Я с тобой с того самого дня, как ты первый раз уроки не сделал. Помнишь?

— Помню.

— Кто хоть немножко заленится — я сразу к нему. И чем больше он ленится, тем лучше я себя чувствую.

— Чудно́.

— Ничего чудного. Я же — Лень. Пока будут лодыри, и я жить буду.

— А… а разве я… лодырь? — с ужасом спросил Лёнька.

— А кто же ты? Лодырь и есть. Теперь ты весь мой. Хи-хи-хи!

Лень так противно хихикала, что у Лёньки прямо по спине мурашки забегали. «Лодырь…» Неужели его можно назвать этим страшным словом?..

— Так это ты всё время нашёптывала мне, чтобы я ничего не делал? Это ты мешала мне читать и писать?

— А то кто же?

«Плохи мои дела, — подумал Лёнька. — Что мне делать? Если теперь никто меня знать не хочет, что дальше будет?»

Подумал, да и говорит:

— А ну, вылезай, где ты там, и стань так, чтобы я тебя увидел.

— Это можно, — говорит Лень, — только смотри получше.

При этих словах перед Лёнькой возникло какое-то бесформенное, растерзанное существо. Единственное, что хорошо разглядел Лёнька, были глаза — мутные, мёртвые, словно стоячая гнилая вода в канаве. Ни одного желания, ни одной мысли не было в них. И, когда Лёнька глянул в эти глаза, его стал разбирать сон — тяжёлый, тягучий…

«Усыпит меня проклятая Лень так, что и не встанешь», — совсем уже перепугался Лёнька. Собрал все свои силы, тряхнул головой, вскочил с кровати да как топнет ногой, как крикнет:

— Не по пути мне с тобой! Прочь! Сгинь с глаз!

— Ой! — слабо пискнула Лень и куда-то исчезла.

Только ветер загудел в трубе, заскулил жалобно, зазвенел оконным стеклом — и всё стихло.

И сразу Лёньке стало свободно, легко, точно гору с плеч сбросил. «Во сне это было или наяву?» Бросился к зеркалу и остолбенел: такое на него оттуда глянуло пугало, что и смотреть противно было!

Так вот почему не узнали его ученики, учитель. А всё из-за проклятой Лени.

Поскорее снял пиджак и давай его чистить, чинить, пуговицы пришивать. Потом умываться. «И сразу в школу, — решил Лёнька. — Надо всем ребятам эту историю рассказать. Как бы кто из них тоже ненароком с Ленью не подружился».

ВИШНЯКИ

Село наше большое, красивое. И название у него такое славное: Вишняки. А почему оно так называется, я в точности не знаю. Мы с ребятами спорили, спорили, но так ни до чего и не доспорились. Некоторые говорят, будто название пошло от того, что вишнёвых садиков у нас много. А я думаю, это от фамилии: у нас полсела — Вишняки. И я вот Вишняк, и Петро да Наталка, с которыми я дружу, тоже Вишняки…

Дружить-то мы дружили давно, только учились в разных школах. У нас было две школы в разных концах села: ребят ведь много, а школы маленькие, в одной ни за что бы не поместились. Так мы и ходили: я с Наталкой в одну школу, а Петро — в другую.

Наталку все уважают; она такая спокойная, разумная и учится хорошо. А главное — не плакса или неженка, как некоторые. Сама другого не обидит, но и себя в обиду не даст. С ней можно и в лес пойти, и даже в разбойников поиграть. Она и дружит-то больше с нами, мальчишками.

А Петро… Нет, он тоже неплохой парень. За что бы мы ни взялись, никогда не отстанет. Только вот…

Например, зашёл как-то разговор про реки, Наталка и говорит:

— Днепр знаешь какой широкий?.. Когда я к дедушке ездила, он меня на лодке перевозил.

— Я тоже ездил к дяде. И на Днепре был, — перебивает Петро. А уж когда он начнёт про себя рассказывать, его не остановишь. — Я даже переплывал Днепр!

Ему, видно, и этого показалось мало, поэтому он добавил:

— Туда и обратно переплывал. И дно доставал. Там на дне всякие ракушки да камушки…

Вот ведь какой!

В другой раз Наталка сообщила с гордостью:

— Я уже пять раз на турнике подтягиваюсь! — Но тут же вздохнула и сказала с грустью: — А вот Валерик — даже шесть.

Валерик — это я.

Петро, как всякий раз, когда хвалили не его, а кого-нибудь другого, скривил губы:

— Ха, подтягиваться! Я «солнце» могу вертеть! А подтягиваться — пожалуйста, сколько угодно…

И опять как заведётся — только слушай! Со слов Петра выходило, что он — знаменитый спортсмен, арифметику знает назубок, стихи рассказывает лучше всех и вообще первый ученик в классе, если не во всей школе.

Но в прошлом году случилось совсем неожиданное. Сколько до этого мы с ребятами бегали везде — и ничего такого не замечали. И вдруг — на́ тебе: нефть нашли. Да ещё где: за нашими огородами, прямо на колхозном поле!.. Не сверху, конечно, а глубоко в земле. Но это всё равно. Главное — нефть!

Мы всё лето туда бегали. Ух, интересно! Машин этих, тракторов — не пересчитать! Рабочие соорудили вышки — высокие такие, железные — и давай скважины бурить. Моторы стоят огромные: чах-чах! Чах-чах!.. А от них бур вращается, землю сверлит. Всё глубже, глубже зарывается.