Я задавалась вопросом, в чем причина. Почему все несчастны? Каждый день приносит какое-нибудь новое несчастье, новую проблему, какую-нибудь новую боль. И если тебе удастся уберечься от рака, СПИДа, наркотиков, дорожных аварий, недоброжелательства судьбы — все равно остается шанс, что какой-нибудь псих похитит тебя или твоего ребенка и замучит до смерти, просто так, без всякой причины.
Я попыталась вспомнить, когда в последний раз смеялась до коликов. Я попыталась вспомнить день, когда ложилась спать счастливой.
У меня ничего не получилось.
От толпы отделились два специальных агента, Дейли и Кореи, в одинаковых длинных непромокаемых плащах с поясом, и быстрым шагом направились ко мне. Они двигались совершенно синхронно: левая нога, правая нога — как в рекламе «Ригли Даблминт». Я не удержала разочарования, когда они остановились передо мной, в моем раздавленном состоянии.
— Мы надеемся, с вашей стороны никаких обид? — произнес Дейли.
Я тупо посмотрела на него, не понимая, о чем он.
— По поводу вашего отстранения отдела. Мы понимаем, каково это, и сделаем все, что в наших силах, чтобы вы остались в профессии.
Ну и как вам это нравится? Оливковая ветвь.
— В порядке компенсации мы могли бы позаимствовать некоторое количество ваших людей.
Пусть левая рука не ведает, что делает правая.
— Для чего?
— Мы убеждены, что отыскали ту лошадь. Мы бы хотели установить за ней круглосуточное наблюдение.
Оба ожидали моего ответа. Прошло несколько секунд, прежде чем я его дала.
— Вы спятили?
— Что, простите?
— У меня только что погибла еще одна девушка, а вы хотите отвлечь моих людей от дела, чтобы они выслеживали вашу лошадь? Да вы потеряли ваши последние чертовы мозги.
— Лейтенант, я надеюсь, вы отдаете себе…
— Я отдаю себе отчет, что вы отнимаете у меня время. Я ломаного гроша не дам за то, что там говорит ваша «Викки», или ваш босс, или призрак самого Дж. Эдгара Гувера. Уйдите с глаз моих, а не то я арестую вас и посажу в общую камеру, к бандитам и хулиганам.
Они посмотрели друг на друга, потом снова на меня.
— Пожалуй, это к лучшему, что вас отстранили отдела, — сказал тот, что слева.
Я вскочила, в груди моей клокотал двадцать лет сдерживаемый гнев.
— Пошли отсюда к чертовой матери!
Должно быть, это была ошеломляющая перемена, потому что оба испуганно вздрогнули. А потом убрались от меня. Я снова опустилась на ступеньку и еще некоторое время погружалась в темные воды жалости к себе. В конце концов передо мной возник Бенедикт, который протягивал мне пальто.
— Чего хотели от тебя Абботт и Костелло?
— Они хотят позаимствовать у нас людей, чтобы держать под наблюдением лошадь.
— Какую ложь?
— Не ложь. Лошадь. Такую, знаешь, с четырьмя ногами и Джоном Уэйном в придачу.
— Они считают, это лошадь сделала?
— Их компьютер так считает. Помнишь тот след, ведущий к франко-канадцу?
Кажется, ему понадобилось некоторое время, чтоб осмыслить.
— Ты велела им идти куда подальше?
Я кивнула и надела пальто. Потом мы вернулись обратно, в гущу событий.
Там мы с Харбом, а также толпа зевак, телевизионщики и весь мир наблюдали, как из термоса извлекают его содержимое.
Это была сцена из фильма ужасов, но печаль во мне перевешивала ужас.
Потом я встала возле ограждения, чтобы поддерживать порядок, пока Харб, уже будучи за главного, занимался местом преступления.
Глава 30
Именно Харб уговорил меня не отменять мое свидание.
— Единственное, что мы сейчас можем сделать, — это ждать прибытия отчетов. Давай, иди на свой ленч.
— Есть тысяча вещей, которые нужно сделать.
— И тысяча людей для них. Это твоя работа, Джек, а не твоя жизнь. Иди пообедай. Все останется на месте, никуда не убежит.
— Моя одежда в химчистке.
— Ты отлично выглядишь. Иди. Это приказ. Не забыла, что Бейнс назначил меня старшим?
Движение на улицах было комфортным. Я приехала к ресторану за десять минут до назначенного времени и припарковала машину возле гидранта. Заведение кормило неплохим обедом за приемлемую цену, и когда я вошла, вестибюль гудел как улей. Ресторан «У Джимми Вонга» являлся в своем роде одной из чикагских достопримечательностей, очень знаменитой в свое время. Декор интерьера относился к стилю 50-х в чистом виде, отголосок эпохи «Рэт Пэк».[27]
Там даже была неизменная стена славы. Я уставилась на подписанную фотографию Клингера из комедийного телефильма «Военно-полевой госпиталь», а потом взглянула в зеркало поправить прическу. Взбив ее наскоро пальцами, направилась к столику дежурного администратора.Сидевший там китаец в красном галстуке-бабочке сообщил, что мой партнер еще не прибыл. Он предложил мне пройти в бар и подождать. Я заказала диетическую колу, с каждой минутой чувствуя себя все более неуютно. Вот уж чего я не рассчитывала делать — так это сидеть, предоставленная сама себе, и предаваться рефлексии.