Високосный, 2008 год

«Бывший дуб зелёный»
Бывший дуб зелёный
У меня в руках.
Ствол уж искривлённый.
Корни все во мхах.

Бывший дуб поникший

Я в руках держу.
Что-то рано сникший.
Другим не нахожу.

Бывший дуб зелёный

Мне не изменял.
А теперь он квёлый,
И совсем опал.

Все опали листья,

Жёлуди – к зиме.
В этом теперь весь я,
Покорясь судьбе.

Дуб плакучей ивой

Обратился вдруг.
Долей несчастливой
Стал мой лучший друг.

Раньше дуб зелёный,

Ветви бросив враз,
Красивый, жёлудёвый
Стоял, как напоказ.

Сеял своё семя,

Жёлудей навал.
Взращивал он племя.
Потомство раздавал.

Кто-то из-под дуба

Жёлудей набрал,
И ростки младые
Где-то насажал.

Долго и упорно

Смотрел дуб в вышину.
А теперь всё скверно —
Лишь в леса глубину.

Ветви вниз поникли.

Сморщилась кора.
Многие засохли.
Их ломать пора.

Дряхлостью и временем,

Сморщенной корой,
Дуб стоит без времени,
И гниёт порой.

Простоит он сколько?

В силе ещё дуб!
Он ведь с виду только,
Как гниющий зуб!

P.S. Но тот дуб зелёной

Кроной всё шуршит,
И с зимой суровой
К встрече не спешит.

Платон был польщён похвалой старшего, именитого коллеги, увидевшего в стихотворении касающуюся и его иносказательность.

Временно прервавшаяся их беседа на чтение стихов Платона вскоре продолжилась озабоченностью потомка дворян похоронами А. И. Солженицына на старом кладбище Донского монастыря.

Владимир Александрович беспокоился, чтобы того ненароком не похоронили бы в полузаброшенную могилу его предков. Поэтому Платон и пошёл к телевизору в свою палату за точной информацией по этому поводу.

Но опасения Маркелова оказались напрасными. Хоть А. И. Солженицына и похоронили в некрополе монастыря рядом с могилой известного русского историка В. О. Ключевского, около которой была и могила предков Владимира Александровича, но с другой стороны, у крайнего дерева.

Узнав это, Маркелов с облегчением вздохнул:

– «Платон Петрович, спасибо Вам за хорошую информацию! Вы теперь успокоили меня!».

И вскоре Владимир Александрович Маркелов незаметно для других больных покинул, ставшими почти родными, стены больницы.

А началась прогулка Платона с отцом Митрофаном, и их беседа, с единственного вопроса иеромонаха к писателю.

С хитринкой в глазах, тот спросил:

– «А как это Вы решились со мной заговорить?».

– «А я хоть не Чезаре Ломброзо, но по лицу вижу интеллигента!».

И тут же Платон покаялся отцу Митрофану:

– «Я человек не верующий, атеист, но всегда встаю на защиту нашей церкви, православия. Ибо считаю, что она является носительницей и защитницей моральных ценностей и духовности общества, а также исторических ценностей, нашей исторической памяти.

Более того, ближайшие мои истинно верующие родственники и знакомые говорят, что я хоть человек не верующий, но живу по божьим заповедям, по христианским и православным принципам, сам не подозревая того. А в своих делах и поступках как раз и являюсь истинно верующим. С чем я, кстати, никак не соглашаюсь!».

Тот внимательно выслушал и, снисходительно улыбаясь, заключил:

– Да-а! Вы, Платон Петрович, рано, или поздно, но придёте к Богу, станете его верным слугой, а с Вашими знаниями и владением словом принесёте много пользы во славу всевышнему!».