Високосный год: Повести

На этот раз, кажется, обошлось без происшествий. Степан Артемьевич спокойно сидел в кабинете и размышлял, и вдруг пришла Яшина. Она, как злой гений, частенько приносила плохие вести. Лисицын, поглядев на нее, сразу насторожился. Яшина с похоронным видом положила перед ним акт.

На Борковской ферме произошел несчастный случай. Одна из самых дойных коров, возвращаясь вечером с пастбища, отделилась от стада, забрела на окраину Борка и стала лакомиться возле продмага порчеными яблоками, оставленными на улице в открытых ящиках. Вместе с яблоками она проглотила ржавый гвоздик, и ее пришлось прирезать.

— Вот акт, Степан Артемьевич, — пояснила Яшина. — Вылечить животное было невозможно, гвоздик пошел по сосудам…

— Час от часу не легче! — в сердцах воскликнул Лисицын. — Кто проворонил? Кто должен ответить?

— Случайность, Степан Артемьевич, — робко вымолвила Яшина. — Пастух недосмотрел. — Она целые сутки возилась с больной коровой, даже лицо у нее осунулось. — Конечно, в первую очередь надо взыскать с пастуха. Но и у магазина беспорядок. Черт ногу сломит.

— А вы? Вы куда смотрели? — накинулся Лисицын на главного зоотехника. — Пастухи в вашем подчинении! Надо же следить за порядком!

На лице директора проступил румянец крайнего раздражения, вены на висках набухли. Он едва справился с собой, чтобы еще не накричать на Яшину, потом, немного остынув, стал звонить в сельпо. Председатель потребкооперации, как и следовало ожидать, брать вину на свое ведомство не собирался.

— Ваши коровы бродят везде без присмотра, а мы отвечай? — сказал он. — Требуйте со своих подчиненных. Пусть не распускают стадо!

— Мы обратимся в суд с иском за причиненный совхозу ущерб, — горячился Лисицын.

— Стоит ли, Степан Артемьевич? Может, корова-то съела не гвоздик, а кусочек проволоки. У вас ведь сено-то в тюках проволокой вяжут…

— Мы летом прессованным сеном коров не кормим. У нас есть вещественное доказательство — гвоздик от ящика с фруктами.

— А может, это не тот гвоздик. Мало ли их валяется на улице… Степан Артемьевич, не волнуйтесь. Ящики мы приберем, это наш святой долг. А вам надо прижать пастухов Они виноваты.

Диалог на тему гвоздь — проволока продолжался еще несколько минут. Все доводы Лисицына отметались вчистую, и он в сердцах положил трубку.

Яшина молча стояла перед ним, и вид у нее был очень обиженный и удрученный.

— Ладно. Создадим комиссию, хорошенько расследуем это дело, — сказал Лисицын. — Акт я пока не подпишу. Если пастух виноват — сделаем на него денежный начет.

— Он тогда уйдет с работы, бросит стадо вовсе, — несмело возразила главный зоотехник. — Весной я еле уговорила его попасти коров в этот сезон…

Лисицын озадаченно умолк, призадумался.

— Черт знает что… С пастухами и в самом деле трудно. Почему не хотят идти на эту работу? Зарплата приличная, заняты только летом. Ладно. Пусть этим делом займется наш народный контроль. И потом на собрании в Борке надо этот случай обсудить. Чтобы не было больше ничего подобного.

Яшина сдержанно кивнула и вышла. Лисицын взволнованно заходил по кабинету…

Опять забота.

2

Степан Артемьевич старался теперь пораньше приходить домой — беспокоился за жену. Смерть матери и такое неожиданное появление человека, который был ее отцом, вконец расстроили ее. Она стала молчаливой, задумчивой и даже рассеянной. Он видел, что жена очень тяжело переживает все это, и старался побольше быть возле нее.

Странное положение: судьба, лишив ее матери, привела в то же самое время в ее дом отца. Но он и не подозревал о своем отцовстве, он просто пришел навестить старую знакомую — и только. Это казалось объяснимым и естественным. Человек приехал в город, где некогда побывал еще в молодости, и не мог не вспомнить о прежнем своем знакомстве, быть может, увлечении. Он стал искать прежнюю связь. Совсем как у Ромена Роллана в «Кола Брюньоне»: «Я пускаюсь по дорогам былых времен собирать увядшие цветы воспоминаний»…

Но цветов не было, они повяли, засохли, превратились а пыль, прах…

Что чувствовал Романенко, побывав у них? С какими мыслями ушел? Неужели сердце не подсказало ему, что перед ним была его дочь? Она даже, если присмотреться, была похожа на него. Разве он того не заметил?

— А если бы ты призналась ему? — спросил однажды Степан Артемьевич, когда разговор коснулся Романенко.

— Что я могла ему сказать! — ответила Лиза. — Что появилась на свет как «тайный плод любви несчастной» и почти полжизни прожила тоже тайком от так называемого отца? Нет, он мне не нужен. Он даже может оказаться лишним в моей, в нашей с тобой жизни. Зачем усложнять ее, она и так нелегка. Я все время изгоняю его из своей памяти, а он настойчиво всплывает вновь и вновь.

— Так ты, дорогуша, вовсе замучишься. Эти переживания собьют тебя с панталыку, — говорил Степан Артемьевич. — Наверное, надо или совсем выбросить его из головы, или пойти в открытую, написать ему. Тогда все станет на свои места.