Висрамиани

Это дворец шахиншаха, он благостный приют для гостей, но не для таких оскорбителей, как ты. Пусть тебя опасается всякий гостеприимный хозяин, ибо ты не считаешься с хозяином и не страшишься бога. Ты недостоин того, чтобы стоять тут и говорить со мной: как же я могу позволить тебе приблизиться и впустить во дворец Моабада? Я требую, чтобы ты ушел отсюда, а ты говоришь: «Я гость!» Ты похож на того крестьянина, которого выгнали из деревни, а он утверждал: «Деревня принадлежит мне!» Когда ты выехал из своего дома, разве ты не видел, что стоит зима, что идет снег и дождь и что может подняться буран? Почему же ты решил, что это путешествие — забава? Ведь ты знал, что в Мораве у тебя нет дома и что Вис уже не твоя возлюбленная. Зачем ты пустился в путь, не взяв всего нужного? Твое глупое сердце — твой враг. Твои упреки не трогают меня? Хорошо сказал царю Джимшеду его вазир: «К невежде не обращайся ни за помощью, ни за развлеченьем». Когда ты еще не был ни властелином, ни предводителем войск, ты и днем и ночью слушался моих советов, ныне же, когда ты возвеличен и твой стяг касается небес, ты стал заносчив с людьми и пресытился мной. Ты поносил и презирал меня, а ныне опять ищешь у меня приюта. Ты хочешь иметь в зимнюю пору лето. Когда ты живешь в довольстве и радостен, — ты не мой, но когда ты страдаешь от снега и стужи, тогда ты ищешь у меня убежища.

Оставь надежду на меня, избавь меня от себя, ради бога, прекрати ненужную беседу и избавь меня от твоего присутствия!

71.

Рамин с разбитым сердцем ответил ей:

— Не поступай так со мной, о луна! Не упрекай меня столь бессердечно, не угнетай меня! Хватит оскорблений, поношений и жалоб относительно моего бесстыдства. Вновь ты пронзаешь мое сердце стрелами упреков. Я не могу больше это переносить. Ты ранила мне душу и сердце. Но самое оскорбительное — это то, что ты сказала: «Мне жаль для тебя даже того места, на котором ты стоишь». Неужели ты находишь непозволительным даже то, что я стою на площади? Это же не дворец Моабада! Ты, очевидно, считаешь меня кровным врагом, если даже не позволяешь мне отдохнуть на большой дороге, где может пройти каждый. По ней ходят все: и враги и друзья. Зависть тебе не к лицу. Ведь ты же утверждала, что разумные люди при ссоре должны сохранять в сердце путь примирения. Зачем же ты забываешь об этом? Разве ты не создана из той же глины, что и Адам?

Если ты не хочешь простить меня и твоя любовь исчезла, пусть что будет, то будет!

Я, конечно, удалюсь отсюда, но подари мне на память, мне, потерявшему сердце и всякую надежду, лишенному возлюбленной, локон твоих волос. Дай мне твою головную повязку, чтобы я мог утолить печаль. Дай мне увезти прядь от твоей длинной косы, которая захватывает в узы сердца молодых и старых. Может быть, мне удастся избавить от горя мою душу, которую ты так глубоко ранила стрелой. Неужели ты сможешь столько длить разлуку, сколько моя душа претерпит обид? Говорят, что ночь таит тайну, и никто не знает, что родит утро. И что ты знаешь? Может быть, когда настанет день, ты уже будешь мыслить по-иному.

72.

Вис ему ответила:

— Я понимаю твои намеки, но твоя любовь больше не сразит меня и не в твоих силах смутить меня. Желчь никогда не приобретет вкус сахара, и из камня не добыть бумаги, а вино не выцедить из лимона. Из воска не выплавить железа, и старого врага никогда не превратишь в верного друга. Я не нуждаюсь в твоем оправдании, и встреча С тобой не избавит меня от бед.

Твои бессовестные уговоры причиняют мне боль, так как мне стало ясно, что тот, за кем я следовала так долго, меня обманывал. При разлуке с тобой я обливалась слезами, а когда мы были вместе, я была счастлива. Ныне же я не улыбаюсь и не плачу. Мое сердце не испытывает такой боли, чтобы твои льстивые слова могли исцелить его. Мое сердце больше не подчиняется любви; если оно раньше было лисой, теперь оно стало львом. Зло, содеянное тобой, поселилось в моих ушах и закрыло путь твоим речам. Ты лишил меня слуха, и я не воспринимаю твоих слов. Свеча любви погасла. Мне надоели подобные тебе юноши. Я не могу на них смотреть даже издали.

Сердце, которое было моим врагом и томило меня, покинуло меня. Все стало для меня другим. Глаза, которыми я раньше смотрела на тебя, так изменились, что если раньше взирать на тебя было для них то лее, что любоваться солнцем, — ныне глядят на тебя, как на доску; если раньше уши мои внимали твоему голосу, как гонцу, сообщающему добрые вести, — ныне звук твоего голоса пронзает меня, как меч. Я тогда не знала, что любовь так могущественна. Теперь я знаю, что охваченный безумьем любви всегда печален. Ныне я спокойна, сердце мое беззаботно и глаза мои уже не в слезах. До сих пор дни мои были пустыми, но теперь я не намерена страдать из-за тебя. Я не могу променять утехи этого мира и блаженство вечной жизни на одного плохого и вероломного человека.

73.

Вот что ей сказал Рамин: