Висрамиани

«То я изнемогал на родине от безумной любви, то она заставила меня покинуть товарищей, то принуждала грешить против возлюбленной и оставляла в одиночестве. Но и разлука не в силах помочь мне, любовь ввергает меня в безумие и заставляет лить слезы. О жалкое, омраченное сердце! Доколе ты будешь походить на бессильного пьяного? Ты не умеешь отличать горе от радости. Для тебя море и суша — одно и то же. Для тебя все равно, что лето и что зима. В твоем безумии тебе все равно, сидишь ли на брокате или на голой земле. При твоем легкомыслии, что бы ты ни видело, все тебе одинаково желанно. Ты не останавливаешься на чем-нибудь одном. Ты, в своем безрассудстве, не даешь себе отчета в том, как поступаешь. Ты притча во языцех[31] в стране неудач. Ты место пребывания всяких бед. Ты обиталище неудач, и перед тобой потому закрыты двери надежды. Очутившись в Горабе, ты нарушило обет и клятву. Ты уверило меня в том, что я освободился от Вис, а само не смогло от нее отказаться. Я глупец, что пустился в море по твоему ветру. Ты так сказало мне: «Женись и покинь Вис. Не страшись меня. Я привыкну к разлуке и не буду больше желать ее; я буду терпеливо в своем горе». Увы, я лишил себя жизни, надеясь на тебя. Вместо Вис я обрел другую. Я нарушил клятву и потерял надежду на спасение из-за своего непостоянства. Ныне ты оставило меня утопающим в море, ты бросило меня в огонь разлуки. Ты говорило: «Я буду терпеливо!» Зачем же ныне тебя обуяло нетерпенье? Я раскаиваюсь, что внял тебе. Зачем я вручил тебе поводья? Зачем я доверился твоей рассудительности, ибо я обесчестил ныне и самого себя и тебя. Ныне я вижу, что ты еще больше обуреваемо горем. О сердце, ты нашло зернышко, подобно глупой птице, и не заметило западни; о сердце, ты нарушило клятву моей души возлюбленной. Ты сделало меня таким, каким желают видеть меня враги. Зачем я был нерадивым, зачем я послушался тебя? Мне и подобает испытывать горести. Горе — удел строптивых, и глупец достоин печали. И мне подобает быть огорченным, ибо я погасил своей рукой свечу сердца. Мне, ставшему столь несчастным, подобает быть безумным, ибо я отсек собственной рукой ветвь радости. Я вырыл себе яму и бросил в нее надежду. Ныне что мне делать? Как мне испросить прощение у очаровательницы моей души? Как мне показать ей мое сердце, на котором она выжгла свое клеймо? Как я могу, томимый стыдом, ей показаться? Какие речи вести мне с ней? Какую измыслить причину, заставившую меня с ней разлучиться? Как мне солгать, пока я дышу в этом мире? Если бы даже я осилил свое бесстыдство и вновь разжег остывшую любовь, все же у меня не хватило бы силы выполнить мой долг, так как сердце мое неправедно. Сколько горя обрушилось на меня из-за него, и ныне я пребываю в горести! Чудесны и незабываемы день и час, когда я влюбился и когда любовь вошла в мое сердце. Я своей рукой убил радость моей юности. Увы, увы, мои горести начинаются с того времени, когда любовь превратила меня в труса. Ныне я знаю, что трусость — удел влюбленных; но почему она охватила меня больше, чем кого-либо другого? С той поры я не помню себя веселым. Иногда я себя чувствую словно на чужбине, иногда я безумствую, истомленный любовью. Блуждание для меня — радость, а смерть — освобождение от печали. Счастье благоденствия покинуло меня, а злосчастная судьба не дает мне покоя. Да не создаст бог другого человека, наделенного моей судьбой! И да не родит женщина сына под моей звездой! Да не будет никто никогда столь беспомощным!»

Так пространно причитал Рамин над собой и плакал. Наконец он пришел в себя и направился домой. Прах печали омрачил его лицо, он смывал его слезами. За ним следовал его тесть Рафед. Он прислушивался к причитанию и плачу зятя. Рамин, обезумевший от горя, не предполагал, что кто-то подслушал его речь. Рафед же все слышал. Когда они вернулись домой, Рафед спросил Рамина:

— О венец рыцарей, почему ты всегда скорбишь? Какое еще желание твоего сердца не исполнено богом? Зачем ты предаешься печали? Зачем ведешь себя столь неосмотрительно и жалуешься на судьбу? Ведь ты именно тот Рамин, который признан первым и самым желанным из юношей, а брат твой — царь царей. Хотя ты еще не сидишь на троне, но ты более почитаем и прославлен, чем все цари. Ты молод, и нет тебе равного в храбрости, ты царствен, не будучи пока царем, чего же ты желаешь большего? Не сетуй попусту на судьбу. Несправедливая жалоба приносит несчастье. Тот, кто пренебрегает ложем из броката и не благодарит бога, того бог заставит лежать на голой земле.

С болью в сердце Рамин ответил так:

— Здоровому человеку незнакомы горести больного, и потому я не виню тебя в том, что ты так рассуждаешь. Тебе неведомо мое горе, и когда я вздыхаю, ты упрекаешь меня. Нет наслаждения, равного тому, которое мы получаем, находясь среди близких, и нет горя худшего, чем разлука и Скитание по чужбине.

Притча. Когда разрывают одежду, шелест ткани подобен вздоху, и когда срезают ветку у виноградной лозы, она плачет.