Вист втемную

Таран уставшими от неверного света глазами закончил работу, собрал и зарядил оружие, а затем пристроил все четыре «ствола» под крайнюю подушку — чтоб были под рукой. Ну а потом, с удовольствием освободив ноги от ботинок, забрался под тонкое одеяло и, уронив голову на подушку, тут же захрапел.

— Ну что? — услышав, как Юрка похрапывает, с ехидцей прошептала Лизка. — Чтой-то он и тебя не заметил даже!

— Успокойся, детка! — самоуверенно заметила Полина. — Пусть подремлет малость, а ближе к утречку — посмотрим…

— Ага! Я засну, а ты потом скажешь, будто у вас все получилось. Фигушки!

— Не бойся, я тебя разбужу, чтоб ты убедилась…

Таран этих перешептываний, слава богу, не слышал. Он почти сразу утонул во сне, и его не разбудил бы даже орудийный залп.

Лизка все дожидалась, когда же Полина начнет приставать к Юрке. Ее раздирали очень противоречивые чувства. Нет, сказать, что она ревностью исходит, было бы неправильно. Просто Полина очень разозлила ее своими выступлениями и демонстрацией превосходства. Небось как стрельба была, так лежала и головы не поднимала. Даже тогда, когда Лизка с Муськой уже к джипу подбегали. А тут, в тепле, ишь ты поди ж ты — осмелела! И еще обзывается… Кошкой пахнет! Тьфу! И спор-то придумала такой, чтоб побольше Лизку унизить. Извращенка бесстыжая!

В общем, с одной стороны, Лизка была всецело за то, чтоб у этой самоуверенной стервы все обломилось. Чтоб завтра утром, уже при свете, Лизка с полным правом могла сказать ей: «Ну что, проспорила? Снимай штаны!» И врезать ей десять раз по толстой заднице, на виду у Юрки! При этой мысли Лизка даже ощущала какое-то темное, стыдное, но приятное волнение в душе.

Однако при всем этом, в глубине души у Лизки ворочалось совсем другое, затаенное, еще более стыдное и даже в чем-то противоестественное желание, диаметрально противоположное первому. То есть, как это ни странно, ей хотелось, чтоб у Полины с Тараном что-то получилось. И чтоб они, пусть даже в темноте, начали совсем рядом с ней заниматься… этим самым. Возможно, хотя Лизка себе признаться в этом ни за что бы не решилась, после такого ночного представления она и порку спокойно вынесла бы…

Впрочем, Лизка со всеми своими придурочными мыслями долго не промаялась и тоже заснула. Полина, решив, что утро вечера мудренее, тоже засопела, убежденная, что так или иначе растормошит этого Юрку. Импотентом он быть не может, а на «голубого» не похож совершенно. Значит, все будет нормально…

Спать они залегли в одиннадцать с небольшим, и спалось им в загородной тиши и печном тепле вполне приятно. Мозги с устатку поотключали все системы, кроме самых жизненно важных. А всяким там сознаниям-подсознаниям было приказано не рыпаться — и так натерпелись.

Но через три-четыре часа кое-что начало помаленьку включаться, и Юрке, Полине, Лизке и даже Муське начали сны сниться.

Муське, например, снилось, что ей насыпали огромное блюдо «Вискаса» — она его только один раз в жизни пробовала, когда Лизкин отец с пьяных глаз приобрел кошачий корм в качестве закуски к пиву. И во сне Муська все грызла и грызла эти вкусные гранулы, а они все не кончались и не кончались…

А Лизке, как это ни удивительно, снилось почти то же самое. То есть еда, хотя, в общем, она, в отличие от многих прошлых вечеров, легла спать на сытый желудок. Только ей снился не «Вискас», а шашлык, который они ели днем в придорожной забегаловке. Наяву она съела полторы порции, отстегнув половину второй порции Муське, а во сне уже пятую приканчивала и запивала все это пепси-колой, сладкой и ароматной…

Полина видела совсем иное. И отнюдь не такое приятное. Ей жуть всякая лезла в голову. Она то убегала со всех ног по каким-то совершенно незнакомым дворам, запутанным, как лабиринт Минотавра на Крите, а за ней гнался Варя со своими молодцами, чтобы, поймав, бросить в топку кочегарки. Когда ее уже совсем было настигли, оказалось, что это не Варя, а ее брат Костя, который стал предлагать ей выпить с ним водки. Но она-то знала, что там не водка, а метанол, и отказывалась наотрез. Тогда прибегали Паваротти и Форафон, голые и окровавленные, с выпученными мертвыми глазами, пытались силой залить ей отраву в рот. Она вырывалась, убегала, но вдруг проваливалась в полынью, а оттуда высовывались сразу восемь рук, вцеплялись в нее и волокли на дно…