VITA BREVIS. Письмо Флории Эмилии Аврелию Августину

Приятно, что ты по-прежнему помнишь, как тесно мы оба были некогда связаны друг с другом. Ты знаешь, что в нашем единении было нечто большее, нежели в мимолётных отношениях сожителей, которые обычно бывают у мужчины до женитьбы. Мы жили более двенадцати лет, сохраняя верность друг другу, и у нас родился сын. Не так уж редко случалось, что люди, которых мы встречали, считали нас законными мужем и женой. И тебе, Аврелий, это было по душе, мне кажется, ты даже чуточку гордился этим, а ведь есть множество мужчин, что стыдятся своих жён. Помнишь, как однажды мы вдвоём переходили реку Арно?

Но внезапно ты остановил меня на мосту, положив руку на моё плечо. А потом что-то сказал. Помнишь?

Множество раз ты признаёшься в своей «Исповеди», что через многое ты перескакиваешь, а кое-что и вовсе позабыл. Поэтому прости меня за то, что я помогу тебе восстановить несколько важных эпизодов.

Это правда, я дала клятву — никогда не знать никакого другого мужчину. Но произнесла я эту клятву не Богу! Не ты ли просил меня дать эту клятву тебе! Я полагаю совершенно определённо, что так оно и было, ведь клятва эта была моим единственным утешением, когда я в одиночестве ехала домой из Милана ^{4} [20]. Значит, ты по-прежнему — хотя бы немного — заботился обо мне. Быть может, Моника ^{5}опомнится, быть может, мы снова обнимем друг друга! Ведь не просят же сохранять верность ту женщину, что отталкивают в ненависти или лютом гневе.

Чуть дальше ты пишешь: «Не заживала рана моя, нанесённая разрывом с первой сожительницей моей: жгучая и острая боль прошла, но рана загноилась и продолжала болеть тупо и безнадёжно» ^{6} [21]. Ну да ладно, к вопросу о чувствительности и боли я ещё вернусь, так же как и к вопросу о ране, которая загноилась.

Как нам обоим известно, меня оторвали от тебя только потому, что Моника нашла для тебя более подходящую девушку. Естественно, у Моники была своя причина, она думала о будущем своей семьи. А может, она немного ревновала тебя ко мне? Как раз об этом я часто думала. Я никогда не забуду ту весну, когда она внезапно примчалась в Милан, сметая всё на своём пути, и словно встала между нами.

Но вы оба были едины в том, чтобы отослать меня прочь, хотя для тебя замышленное матерью супружество вовсе не было первостатейным, во всяком случае, существовала и другая причина. Ты сказал, что оттолкнул меня от себя, так как слишком сильно любил. Ведь обычно за того, кого любят, держатся, но ты совершил обратное. И это потому, что ты начал уже с пренебрежением взирать на чувственную, плотскую любовь между мужчиной и женщиной. Ты полагал, что я привязывала тебя к миру чувств, и тебе недоставало покоя, дабы сосредоточиться на спасении своей души. Следовательно, из этого твоего супружества тоже ничего не получилось. Богу угоднее всего, дабы мужчина жил в воздержании, пишешь ты. В такого Бога у меня никакой веры нет!

Какое вероломство, Аврелий! В каком возвышенном предательстве ты оказался виновен, отослав меня прочь! В сердце своём ты был связан со мной крепкими узами, но сердце твоё было ранено и истекало кровью. С моим сердцем, естественно, творилось то же самое, если это тогда имело хоть какое-то значение… Ведь мы были две души, которые оторвали друг от друга, или два тела, если угодно, или, собственно говоря, две души в одном теле. Рана, нанесённая тебе, не желала зарастать, она горела и ужасно болела, прежде чем начать загнивать, а ты стал менее чувствителен к боли! Но почему? Да потому, что спасение души своей ты любил более возвышенной любовью, нежели любил меня. Какие времена, Ваше Высокопреосвященство, высокочтимый епископ, какие нравы! ^{7} [22]

Ужели ты никогда не продумывал до конца то, что произошло именно таким образом. Во всяком случае, это не явствует из твоих признаний. Но разве то, что произошло — покинуть возлюбленную ради спасения своей собственной души, — не является как раз изощрённой формой вероломства? Разве не легче было бы женщине перенести то, что мужчина покинул её, потому что хотел жениться, или ради того, что предпочёл ей другую женщину? Но никаких других женщин в твоей жизни не было, была лишь твоя собственная душа, которую ты любил куда больше меня. Собственную душу, Аврелий, вот что ты желал спасти! Ту самую душу, что некогда обретала покой у меня. Ты говорил, что никогда сам не испытывал желания жениться, пока у тебя была я. А эта предстоящая женитьба — лишь исполнение сыновнего долга. Да ты ведь всё равно не женился! Вовсе не из этого мира была твоя невеста!