– Сломаны. Как я. Ненавижу. Все мужики… Ненавижу.
Эрих и Лёха переглянулись, Белов покачал головой.
– Лиза, я понимаю. Тебя обидели. Это было очень жестоко. Я постараюсь помочь.
– Зло должно вернуться. Кто посеял. Покой. Хочу покой. Наказать.
У Евы от напряжения затекло всё тело. Она пыталась сложить из этих обрывков фраз мозаику общей картины, но пока слишком много пробелов оставалось.
– Это справедливо, Лиза, это справедливо, – согласно кивнула Чернова. – Надо наказать. Но ведь девочек убили не насильники. Кто их убивает?
– Она.
– Я тебя не понимаю. Она? Кто она?
– Мать.
– Чья мать?
– Моя.
Ева вскинула растерянный взгляд на Эриха. Тот кивнул, подбадривая, сделал безмолвный жест рукой – дескать, продолжай, продолжай.
– Лиза, как твоя мать могла убить их?
– Ведьма. Сила есть. Проклятие. Проклятие убивает.
Блюдце заметалось по кругу, словно искало выход, завибрировало нервно.
– Меня прокляла. А я не хотела! Он заставил. Ударил. Голова. Я… Обморок. Не могла сопротивляться. Ненавидит меня. Прокляла. В лицо. Кричала мне. Я плакала, а она кричала.
Ева задохнулась от отчаяния и боли, которые накатили на неё. Невыносимо вдруг стало даже дышать, так хотелось встать и пойти к краю… Один шаг. И больше никакой боли…
– Как с этим жить? – горько выдохнула Вита, словно искала совета у тех, кто собрался здесь сейчас. – С ума свело. Проклятие. Я не понимала, что творю. Все бросили. Все! Даже Димка. Не простил. Я любила. Он не простил. Все бросили. Презирали, смотрели так… Больно. Очень больно.
Блюдце вырвалось из пальцев Евы и, шарахнув в стену, разлетелось на сотню белых осколков.
Но Ева слышала дух по-прежнему и отрешённо произносила всё, что пыталась рассказать бедная Лиза:
– Нет выхода. Только это осталось. Не хочу, но не могу сопротивляться, – она поднялась на ноги и словно под гипнозом медленно двинулась к лестнице, ведущей на открытую площадку недостроенного балкона.
В тишине лишь её голос и шаги.
– Я здесь. Ночь. Почему я здесь? Не помню, как оказалась. Страшно. Внизу темно и страшно. Я не хочу прыгать, я жить хочу. Мне жаль её, мою малышку. Она ведь и моя, не только его. Она тоже хочет жить. Она мне шепчет изнутри: «Мамочка, не надо!». Но голос в голове,
Ева замерла на пороге балкона, остекленевшими глазами глядя в беспросветную ночь.
Эрих, Алекс и Инари всё это время сопровождали её словно безмолвные тени. Боялись остановить или задать вопрос, но были рядом.
Ева шагнула на балкон, подняла глаза к небу.
– Прости меня, Господи! Я исчезну из её жизни, исчезну, как она и хотела… Не хочу так жить! Не могу так жить! Больше не могу…
Вита метнулась вперёд стремительно и легко, как юркая, маленькая, чёрная ласточка. И поняла, что сделала, лишь когда правая нога уже в пустоту соскользнула…
Сильные мужские руки отдёрнули назад, впились так, что не вырваться, хоть она и забилась всем телом, ускользая из ненавистных объятий.
Впереди была свобода, впереди был покой! Всё, чего так хотелось измученной душе.
Но он тащил обратно в опостылевшую жизнь, в раздирающую душу боль. Зачем?
Она завыла от ярости. Понимала, что это не её желание. Она-то отчаянно хотела жить! Но сопротивляться зову пустоты и смерти не могла.
– Ева! Ева!
Чернова замерла. Всё ещё тихо поскуливая, подняла глаза, не понимая, почему Эрих её так прижимает к себе, почему светлые глаза так тревожно блестят. Прежде он всегда держал дистанцию. А сейчас его лицо так близко, пальцы впились в её плечи.
Она дёрнулась, но уже совсем иначе.
– Пусти! Чего ты вцепился?
Эрих выдохнул шумно. А Вита, растерянно оглядевшись по сторонам, едва не запрыгнула блондину на руки.
До растрескавшегося края балкона оставалось сантиметров двадцать, не больше. А перила здесь, разумеется, отсутствовали.
***
Ева уже пришла в себя полностью. Правда, её потряхивало немного от осознания того, что чуть было не случилось, но прыгать вниз она точно передумала.
Однако Эрих в этом, видимо, сомневался: из рук выпустил, лишь когда отвёл подальше от края, внутрь здания. И даже там встал между Черновой и выходом на улицу, так, чтобы в случае нового внезапного порыва перехватить её по пути.
На Белове вовсе лица не было. Даже Инари поглядывала так странно, с опаской, как будто ждала, что Ева сейчас взорвётся, как бомба замедленного действия.