Vita Nostra

Новый скачок. Сашка никогда еще не делала упражнения вразнобой, но внутренний механизм, частью которого была ее личность, уже разогрелся и заработал в полную силу, питаемый упрямством и ненавистью к Портнову. Он хочет над ней издеваться? Еще кто над кем!

— Второе!

Сашка покачнулась. Выровнялась. Провела по лицу кончиками пальцев, ощутила фактуру грубой ткани, как будто на голову надели мешок. Второе упражнение… Все почти сначала, где же исходная точка… С какой развилки начать?!

— Будешь еще хамить?

Голос доносился издалека. Сашка видела лицо Портнова будто сквозь множество переплетенных волокон, блестящих, как шелк.

— Стоп, Самохина… Стоп. Я тебя спрашиваю: будешь хамить? Будешь на пары опаздывать?

— Не буду, — сказала Сашка сквозь зубы.

— В последний раз тебе верю, — Портнов усмехнулся. — На завтра готовь задание по активатору — схема на странице три. Будет лучше, если ты постараешься.

* * *

Она вышла из института, но не во двор, а на улицу Сакко и Ванцетти. Мостовая блестела, будто натертая маслом. Сашка остановилась под большим фонарем, стилизованным под старину… а может, и в самом деле старинным. За матовыми стеклами медленно колебался огонь и желтой точкой отражался в каждом булыжнике.

Открылась дверь кафе на противоположной стороне улицы. Вышла женщина, одетая не по сезону — в коротком светлом пальто, в легкомысленной кепке с клетчатым козырьком. Когда она ступила на мостовую, Сашка удивилась: как можно ходить по булыжнику на таких высоченных игольчатых каблуках?

Следом из кафе выбрался Денис Мясковский. Прихрамывая, побрел рядом с женщиной, вернее, за ней — как собачка. Сашка наблюдала, заинтригованная: между этими двумя, совершенно непохожими, неподходящими, стремительно разворачивались напряженные, даже взрывоопасные отношения.

Она отступила. В нескольких шагах от фонаря уже начинался полумрак. Сашка остановилась там, где темным проемом выделялся вход в переулок.

— Могло быть и хуже, сам понимаешь, — сказала женщина хрипловатым, почти мальчишеским голосом.

— Не могло, — сказал Денис.

Он стоял в расстегнутом пальто, белый шарф свешивался до земли, как витая веревка.

— Это же начало семестра, — голос Дениса дрожал. — До зачета еще далеко… Это же самое начало семестра!

— Дальше будет труднее, — сказала женщина.

Денис шагнул вперед. Сашка обмерла: он схватил женщину за воротник и вздернул над землей, так что метнулись в воздухе тонкие каблуки; он был выше ее на голову и тяжелее раза в два, женщина в его руках казалась совсем беззащитной — но она и не пыталась сопротивляться.

Прошла секунда. Сашка не успела даже вскрикнуть. Денис, издав странный звук, поставил женщину на мостовую. Обретая равновесие, она все-таки угодила каблуком в щель между булыжниками.

— Простите, — глухо сказал Денис. — Я…

И он вдруг осел перед ней, упал на колени, и Сашке сделалось в десять раз страшнее, чем за миг перед этим.

— Тебя много щадили, Денис, — сказала женщина, пытаясь выдернуть каблук из глубокой щели.

— Не надо!

— Ты можешь им помочь. Ты знаешь, как.

— Я не могу! Я не…

— Можешь, можешь. Твои однокурсники могут. И ты. Посмотри, как работает Павленко. Посмотри, как рвет жилы Самохина.

Сашка вздрогнула.

— Ты помнишь зачет на первом курсе? — женщина говорила легко и даже весело. — Помнишь, что мне тогда обещал?

— Я не могу это выучить!

— Детский сад, — с легким сожалением сказала женщина. — Денис, все в твоих руках. Иди работать.

И, легкомысленно цокая каблуками, она прошла мимо замершего на мостовой Дениса, мимо институтского крыльца, мимо входа в подворотню. Проходя мимо Сашки, повернула голову; у нее было маленькое белое лицо, перегороженное, будто щитом, темными очками.

Сашка никогда не видела ее прежде. Но в этот момент она ее узнала.

* * *

Она заварила чай, запарила кипятком бульонный кубик. Отнесла все это в комнату номер двадцать один и, усевшись за пыльный стол, задумчиво раскрыла желтую брошюрку — понятийный активатор. Страница три, схема номер один. Просидев над ней пять минут, Сашка уже не в состоянии была оторвать глаз.

Желтая книжонка, напечатанная на плохой бумаге, была ключом, соединяющим воедино обломки многих головоломок. Она сшивала — грубо, на живую нитку — нелегкий опыт, полученный Сашкой во время учебы, и ее собственные представления о мире — изрядно пошатнувшиеся за последние годы.

Есть вещи, которые невозможно представить, но можно назвать. Получив имя, они изменятся, перельются в другую сущность и перестанут соответствовать имени, и тогда их можно будет назвать снова, уже по-другому, и этот процесс — завораживающий процесс творения — не имеет конца; вот слово, которое называет, и слово, которое означает. Понятие как организм и текст, как вселенная.

Четвертое измерение, «зашитое» в схему, напрочь отбивало чувство времени. Слово было результатом, и оно же — первопричиной любого процесса; перед глазами у Сашки поплыли «ракетки» — медленные яркие искры, какие обычно являются, если резко наклониться или встать на голову. Сашкин чай остыл, бульон покрылся жирной пленочкой, но это не имело значения.