Vita Nostra

— После каникул, Саша, вы приедете и все узнаете. Экзамен прошел нервно, неровно, вот что я вам скажу. Но они молодцы… почти все. Их ждет сейчас новая жизнь, новые задачи… новые успехи… Это потрясающе интересно, Саша. Это гораздо интереснее, чем у вас теперь. Вы увидите — после переводного экзамена учеба только начинается… Ну да ладно. У вас-то теперь каникулы, вам надо отвлечься и отдохнуть. Никаких книг по специальности, никаких занятий… Никаких эмоциональных потрясений… И вот еще, Саша. На вашем месте я бы никуда не ездил.

Сашка поперхнулась ломтиком помидора.

— Я не могу! У меня ведь брат родился… Маму на днях выпишут, ей нужна помощь… И кроме того — она же меня ждет!

— Понимаю. Но — Саша… Помните, что случилось на прошлых каникулах, зимой?

— Я себя контролирую, — горячо сказала Сашка. — Гораздо лучше. И потом — ведь то был несчастный случай. В первый раз в моей жизни кого-то били… грабили… на моих глазах. Ни раньше этого не было, ни потом, надеюсь, не будет. Я за себя отвечаю!

— Нет, Сашенька, — Стерх покачал головой, — это я за вас отвечаю. Сейчас вы повзрослели, и проблемы могут быть другие… Что это у вас с ногтями?

Сашка быстро спрятала руки под стол. Когда она нервничала, ногти темнели и начинали расти с немыслимой скоростью. Дорастив на экзамене миллиметра три, сейчас они снова стали удлиняться — твердые, блестящие, похожие на хитиновые спины коричневых жуков.

Горбун потер острый подбородок:

— Саша, я ведь не буду вам приказывать. Я и не могу, если честно. Каникулы — ваше право, сессию вы сдали… Но подумайте, что скажут ваши близкие, если вы на их глазах впадете в метаморфозу.

Сашка молчала.

— Самоконтроль… конечно, вы многому научились. Но представьте: нервы, экстремальная ситуация, маленький ребенок… Я боюсь за вас. Вы слишком ценны, чтобы… вести себя легкомысленно.

— Николай Валерьевич…

— Да?

— Я уже не человек?

— А почему это для вас так важно?

Сашка подняла глаза. Стерх сидел за столом напротив, спокойный, доброжелательный. Пепельные волосы двумя параллельными линиями обрамляли бледное треугольное лицо.

— Почему для вас так важно быть именно человеком, Саша? Уж не потому ли, что другого вы просто ничего не знаете?

— Я привыкла, — Сашка потупилась.

— Вот-вот. Сила привычки в вас — необычайная, из-за этого так тяжело нам дался ваш прорыв… Но теперь дело пойдет веселее… Ого, вот и парная телятина.

Перед Сашкой оказалась на столе огромная, как поле, тарелка. Поднимался пар над озерцами белого соуса, над густыми укропными зарослями.

— Я не могу не поехать, — Сашка судорожно проглотила слюну. — Они не поймут… Особенно мама. Я ведь полгода ее не видела. И то, на летних каникулах — я ведь была не совсем… Не в себе, короче. Я соскучилась! Хотя бы на несколько дней!

— На несколько дней… — плечи Стерха опустились. — Эх, Саша, а я так надеялся вас уговорить!

Теперь он казался сокрушенным и подавленным. Сашка смутилась.

— Я… Я там нужна, понимаете?

— Понимаю… Дело ваше, Сашенька. Но я вам этого не советовал.

* * *

Она уехала не сразу. Потянула еще несколько дней, но не потому, что в кассе, как обычно, не было билетов. И не потому, что мама все еще была в роддоме, а Валентин взял отпуск. Сашке важно было убедиться: она, хотя бы внешне, походит на человека. Без перьев и коросты. Без лишних суставов. Она прекрасно понимала правоту Стерха: маме, пережившей роды, не нужна дочь, покрытая чешуей.

Она вышла из общежития, когда только начало темнеть. Протащилась с чемоданом по Сакко и Ванцетти и на автобусной остановке увидела Егора.

Споткнулась и замедлила шаг.

Егор смотрел в сторону. Будто не видел ее. А может, в самом деле не видел; рядом на утоптанном снегу стояла большая спортивная сумка.

Сашка остановилась чуть в стороне. Она сама не знала, чего ей сильнее хочется — чтобы Егор заметил ее или чтобы тут не было никакого Егора.

Подошел автобус. Егор с сумкой вошел через переднюю дверь, Сашка с чемоданом — через заднюю. Прошлась кондукторша, проверяя билеты, щелкая компостером. Автобус тронулся.

Сашка смотрела в окно. Впереди, среди чужих шапок, лысин, капюшонов светлел коротко стриженый затылок Егора.

Он так и не оглянулся за все время пути.

Автобус пришел на станцию. Сашке повезло: она почти сразу купила очень хороший билет, нижнее место в середине вагона. Открыт был станционный буфет, Сашка взяла два пирожка и теплый чай в пластиковом стаканчике. Села в зале ожидания и через окно увидела, как Егор, по-прежнему не оглядываясь, садится в электричку.

Она заставила себя доесть пирожки. Потом пошла в станционный сортир, мокрый, вонючий, закатала рукав и отодрала с локтя наклейку-рожицу — порядком покоробившуюся, зеленую, как трава.

И утопила в унитазе.

* * *

Ночью в поезде Сашке стало плохо. Знобило, тошнило; хватаясь на ходу за поручни, она пробралась в туалет, заперлась, и здесь, в крохотной вонючей комнатушке среди лязга и грохота, у нее прорезались крылья.