Vita Nostra

Общежитие гудело. Бренчало гитарами, бухало магнитофонами, смеялось, било посуду. Сашка задержала дыхание — и нажала на круглую кнопку «Play».

Пришла тишина и залепила Сашке уши. Подошла очень близко, оглушительная, всеобъемлющая, готовая втянуть в себя, обволочь и переварить; это было отвратительно и жутко. Сашка, дернувшись, сорвала с головы наушники, и нетрезвые голоса за стенкой, поющие надрывно и фальшиво, показались ей райским хором.

* * *

Она решилась еще на одну попытку — перед самым занятием, когда отступать было некуда. Уселась в полупустом читальном зале и, когда заработал плеер, почти физически ощутила переход из тишины — в Тишину. В сосущее Молчание.

Она могла бы, наверное, войти в прозекторскую. Могла бы взять голыми руками какую-нибудь отвратительную тварь. Могла бы, возможно, пройтись нагишом по институту… если бы этого потребовали на экзамене.

Но «впустить в себя» то, что записано было на диске, не могла и не хотела. Все ее силы шли на сопротивление, на защитную стенку, которую она воздвигала между собой и Молчанием. Трек закончился; Сашка уронила плеер в сумку и поплелась на четвертый этаж — в залитую солнцем четырнадцатую аудиторию.

— Саша, добрый день, рад вас видеть… Что случилось? Вы слушали первый трек?

— Два раза, — промямлила Сашка.

— Два раза — маловато, маловато… Ну-ка, давайте проверим. Надевайте наушники.

Стерх поддернул рукав, высвобождая перламутровое зеркальце на кожаном ремешке. Солнечный свет заиграл на перламутре, распадаясь радугой, складываясь снова и белыми бликами впиваясь Сашке в глаза. Она инстинктивно зажмурилась.

— Так, слушаем первый трек, делаем глубокий вдох… Нет, Саша, нет, что же вы делаете? Давайте начнем нашу пробу с начала, только на этот раз вы будете усваивать учебный материал, а не отторгать его, хорошо?

Сашка смотрела вниз, в темно-коричневый деревянный пол, полосатый от длинных крашеных досок и черных щелей между ними.

— Саша, — горбун запнулся, будто раздумывая. — Ну-ка, сядьте. Поговорим.

Она села за стол, похожий на школьную парту.

— Вы прекрасно показали себя в классе Олега Борисовича. Вы проявили себя как человек исключительного таланта. Но ведь поначалу вам было очень тяжело?

Сашка кивнула, не поднимая глаз.

— То же самое и в нашем классе. Вам трудно, да. Потому что ваши усилия связаны, гм, с выходом за грань внутренне дозволенного. У вас очень четкие представления о том, что можно, чего нельзя. Я говорю не о бытовых, житейских вещах, не о так называемых «принципах», я говорю о внутреннем устройстве вашей личности, о способности преодолевать стереотипы. Вы упрямица; в данный момент это мешает учебе, потому что мы не пойдем дальше, пока вы не научитесь полноценно работать с треками. Вы инстинктивно понимаете, как их надо отрабатывать, и инстинктивно же сопротивляетесь… Я ведь не допускаю мысли, что вы это делаете сознательно. Да?

Сашка сглотнула.

— Не надо очень уж сильно переживать, — мягко сказал горбун. — Надо собраться, сосредоточиться… И сделать первый шажок. Один только шажок, один только первый трек… Давайте-ка попробуем прямо сейчас, а я постараюсь вам помочь.

* * *

Сашка вышла из аудитории, обалдевшая, с головной болью. За полчаса непрерывных «проб» защитная стенка, которую она строила между собой и тем, что было записано на диске Стерха, окрепла и сделалась толще. Чтобы держать ее, Сашке приходилось тратить не так уж много усилий. Тишина теперь была отдельно, а Сашка — сама по себе.

Стерх очень огорчился. Долго молчал, качая головой, глядя то на понурившуюся Сашку, то в окно; вздохнул:

— Попробуйте второй трек. Первый вы, похоже, блокировали совершенно. Какая энергия, Саша, какие внутренние силы у вас обнаружились — но они ведь направлены в диаметрально противоположном направлении! Не на то, чтобы понять, а на то, чтобы отторгнуть!

— Я стараюсь, — сказала Сашка.

— Вы стараетесь наоборот. Вы боретесь за себя в устоявшемся обличье, две руки, две ноги… Мечты о теплом душе… Сашенька, ничто материальное не имеет большой ценности. Все, что действительно ценно — вне материи, вы подумайте об этом на досуге. Вы поймете, вы умная девочка, а я на вас возлагаю очень большие надежды.

И он отпустил ее, и она ушла. В коридоре дожидалась своей очереди Юля Гольдман; когда за ней закрылась дверь с табличкой «14», Сашка двумя руками принялась массировать лицо, растирать виски, мучить глаза.

Со вторым треком будет та же история, Сашка не сомневалась. Но сама мысль о том, что придется это слушать, почти сводила с ума.

* * *