Витающие в облаках

Один из самых блестящих, остроумных авторов нашего времени.

The Scotsman

По литературному мастерству, по яркости и глубине психологических описаний Кейт Аткинсон сегодня нет равных.

Evening Standard

Кейт Аткинсон смело экспериментирует с такими понятиями, как свобода воли, предопределение и само время. Ее героев не забудешь при всем желании, а в том, что касается развития сюжета, она без преувеличения гений.

New York Times

Аткинсон искренне переживает за своих героев и с привычной лихостью игнорирует жанровые рамки.

Standard

В каждой семье найдутся свои негодяи, бунтари, лжецы и обманщики – но только Кейт Аткинсон умеет описать их с таким юмором и так полнокровно.

The Washington Times

Как это у нее получается? Аткинсон заставляет читателя то хохотать до слез, то рыдать в голос – иногда в пределах одной и той же фразы. Выдающийся триумф, неудержимая радость!

The Boston Sunday Globe

Автор явно любит своих героев и выписывает их непростые взаимодействия с азартным упоением.

Spectator

Лесли Денби, урожденной Эллисон, – с любовью

Автор благодарит:

Хелен Клайн, Лесли Денби, Хелен Хау, отель «Говард» (Эдинбург), Морин Линехан, Гарета Маклина, Дэвида Мэттока, Мартина Майерса, Эли Смит, Сару Вуд.

Изображенный в этой книге Университет Данди (особенно кафедры английского языка и философии) очень мало схож с действительностью, как прошлой, так и настоящей. Все персонажи книги полностью вымышлены и не являются портретами ныне живущих или когда-либо живших людей.

– И все это в одном слове? – сказала задумчиво Алиса. – Не слишком ли это много для одного!

– Когда одному слову так достается, я всегда плачу ему сверхурочные, – сказал Шалтай-Болтай.

– Ах, вот как, – заметила Алиса.

Она совсем запуталась и не знала, что и сказать.

– Посмотрела бы ты, как они окружают меня по субботам, – продолжал Шалтай, значительно покачивая головой. – Я всегда сам выдаю им жалованье.

Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье.

Перевод Н. Демуровой

Мертвый сезон (Первый вариант)

1

Инспектор Джек Баклан въехал в город Моревилль-на-Море по дороге, идущей вдоль побережья. Сегодняшнее солнце (впрочем, инспектор знал, что солнце всегда одно и то же) уже весело карабкалось по небосводу. Было чудесное утро. Жаль, что его испортит вынужденный визит на «Госпожу Удачу» по поводу ее груза – одной дамы, весьма неудачливой. И к тому же мертвой. Джек Баклан вздохнул. День ото дня его работа не становилась легче. Он служил в полиции уже столько лет, что ему даже не хотелось об этом думать. Он был обычный, старомодный детектив. Безо всяких странностей и чудинок – он не разгадывал кроссворды, не был бельгийцем и тем более женщиной[1]. Он был человеком на своем месте. Но счастлив он не был. Ему не хотелось в такое чудесное утро возиться с трупами. В особенности на пустой желудок.

Мадам Астарти пока не знала о трупе. Она пыталась разлепить веки. Они были намертво склеены сном, тушью и вчерашним джином (да, это был явный перебор) в «Крабе и ведре» в компании Сандры и Брайана. Мадам Астарти вздохнула и ощупью нашарила на тумбочке у кровати зажигалку и пачку «Плейерс». Ей нравился запах табака по утрам[2].

Чайки били чечетку на крыше, возвещая, что в Моревилль-на-Море пришел новый день. Сквозь щель меж занавесками виднелось солнце цвета яичного желтка. Восход, подумала она, маленькое ежедневное чудо. Вот будет забавно, если однажды утром солнце не встанет. Впрочем, не очень забавно – ведь тогда все живое на Земле погибнет. Настанет подлинно мертвый сезон.

1972

Кровь от крови и кость от кости

Моя мать – девственница. Можете мне поверить. Моя мать, Нора, – полыхающий каледонский маяк – утверждает, что не тронута рукой мужчины и чиста, как Жанна д’Арк или свежевыпавший снег на Грампианских горах. Если бы полиция выстроила несколько женщин в ряд, как на опознании, и попросила вас выбрать среди них девственницу, вы бы никогда, ни за что не выбрали Нору.