«Сестрёнка! Во первых строках хочу извиниться за свинство: я должен был написать это письмо ещё лет десять тому назад. Помнишь, я показывал тебе фотографию нашей прабабки? Так вот, нас тогда прервали, и я не успел ничего рассказать. Но сначала о себе. Не потому, что очень интересно, а потому, что имеет отношение к этой истории.
Я, сестрёнка, женат по второму разу и наконец удачно. Представь себе: до сих пор влюблён! С первого взгляда и на всю жизнь… Слышал от своих стариков, что и у тебя на этом фронте полный успех, с чем и поздравляю. Знаю и то, что наладилось у вас далеко не сразу — якобы три или четыре года ты жила одна с Лёнечкой, а его отец витал в облаках. Причём не в переносном, а в самом прямом смысле. Так? Так, сестрёнка! Я это точно знаю и даже догадываюсь, почему. Потому что муж твой, извини меня, сестрёнка, дурак. Или был дураком. Прости, что лезу не в своё дело, но это тоже имеет отношение.
Так вот, о себе.
Три года назад мы с Анечкой осчастливили моих стариков внуком. Получив телеграмму, они чуть было не сорвались к нам в Батум, но папаша на радостях занемог, и пришлось им отложить поездку на неопределённое время. А этим летом мы к ним сами нагрянули. Втроём. Ну, конечно, большое «сю-сю», фирменный торт с заднего крыльца хлебозавода, заветный графинчик… За графинчиком папаша (пардон — Дедушка!), естественно, затевает излагать Анечке про свои рекорды. Я её заранее подготовил, и она, умничка, даже ни разу не улыбнулась. Но папаша всё-таки учуял некое недоверие и, представь себе, начинает обижаться на твоего мужа: мол, нехорошо усмехался, когда про рекорды слушал. Меня это сразу насторожило. Но окончательно я всё понял только на другой день, когда Ванюха устроил моим игрушкам разгром и потопление в ванной, а мама (пардон — Баба Лена!) стала рассказывать, как то же самое чуть было не проделал твой Лёнечка. Слово за слово — всплывают в разговоре альбом и шкатулка, и я вспоминаю о своём поручении старикам. Они его, оказывается, благополучно забыли, в чём я тут же и убедился, раскрыв альбом.
Так вот, после первой свадьбы я просил их переслать тебе фотографию прабабки и то письмо, что под фотографией спрятано. Высылаю сейчас, но ты погоди это письмо читать. Узнай сначала, что и я, как некий Аркадий, которому письмо адресовано, «уподобился птице небесной». Порхаю! — и не нахожу в этом ничего зазорного. Ведь это чудо, сестрёнка! А мы почему-то разучились его замечать и научились стыдиться. Мне-то повезло, я — спасибо этому письму! — был с самого начала осведомлён о причине своей окрылённости…
Желаю счастья — тебе, сестрёнка, и твоему сыну. А мужик твой и без того счастлив — даже если сам об этом ни черта не догадывается! Привет от стариков и от Анечки.
Никита.
P. S. Я думаю, что письмо было на двух, если не на трёх листах, но сохранился только этот — последний. И то, наверное, лишь потому, что там приписка к Моничке. Моничка — это, конечно, наша бабушка, Моника Валентиновна».