Дверь открыла молодая женщина. Глафира представилась помощницей адвоката, ведущего дело о самоубийстве Казанцевой и Шляпкиной. Она довольно часто произносила это словосочетание, отлично понимая, что, в сущности, было бы куда естественнее, если бы расследование проводил все же следователь, а не адвокат. Но до сих пор все проходило без замечаний и комментариев. Вот и на этот раз слово «адвокат» (если разобраться, то в деле о самоубийствах вообще как будто бы нет места адвокату) не произвело на соседку никакого впечатления.
– Да-да, я слышала об этих трагедиях… Проходите, пожалуйста.
И женщина, кутаясь в длинный купальный халат, сделала приглашающий жест.
– Хотите кофе?
– Можно.
– Меня зовут Татьяна. Знаете, не могу сказать, что я подруга Валентины, но мы общались… Да. И вот теперь, когда она осталась совсем одна, я даже не представляю, как буду с ней разговаривать, о чем…
Глафира поняла, что речь идет о несчастной матери погибшей Тамары Шляпкиной.
– Думаю, будет естественно, если вы с ней поговорите о Тамаре, – с уверенностью сказала Глафира. Ее работа в качестве помощника Лизы Травиной не прошла даром – довольно часто сталкиваясь со смертью, она не могла не почерпнуть из общения с людьми, обращавшимися к Лизе, какие-то знания в области психологии.
– Вы полагаете? Разве я не причиню ей боль?
– Ей причинили столько боли, что она, конечно, не скоро оправится. Но потом, когда пройдет какое-то время и она до конца осознает всю глубину потери, ей просто необходимо будет с кем-нибудь говорить о дочери. Татьяна, скажите, что вы можете рассказать о семье Казанцевых?
– Ах, да… Конечно. Семья на редкость благополучная. Почему на редкость? Просто как-то все идеально. И главное, как это ни странно вам покажется, – это отношения самих супругов Казанцевых. Ведь муж Ирины – крупный чиновник, известный в городе и уважаемый человек, и при его занятости он мог бы… как это выразиться… забросить семью. Но вы спросите любого, кто знает Ирину или Павла, – они прекрасная пара, любят друг друга. Нет, они не демонстрируют, не выставляют свои отношения напоказ, но все равно это чувствуется во всем. В разговоре друг с другом, во взглядах, особой манере близких людей понимать друг друга с полуслова. К тому же оба спокойные, уравновешенные и на вид очень счастливые, понимаете? Вот и дочь получилась красавица, умница. Да если бы даже она и недобрала каких-то там баллов или не знаю чего там до золотой медали, то все равно могла бы без всякого блата поступить в любой вуз страны, уж поверьте мне. Толковая была девочка, все схватывала на лету. Мало того что природа наделила ее умом, так она была еще и организованна, усидчива. Все это мне рассказывала в свое время Валя Шляпкина. Дело в том, что Тамара ее не такая, как Мила. Более живая, что ли… Господи, как ужасно все это звучит сейчас, когда она мертва. Словом, Валя всегда ставила Милу в пример своей дочери. Конечно, это никому не понравится, но, по-моему, Тамара к этому относилась спокойно. Ну, способнее, и что? Тамара считала себя более женственной, что ли, более мягкой и доброй. Но все это тоже, как вы понимаете, со слов ее матери. Я же от себя могу добавить, что красота Милы была на самом деле какая-то холодноватая, чувствовалось, что она даже, если и влюбится, не станет стелиться перед мужчиной. Что у нее на первом плане мозги, а потом уже чувства.
– Постойте… Давайте поподробнее о чувствах. Вы видели когда-нибудь Милу с каким-нибудь молодым человеком?
– Нет, с молодым не видела. А вот с каким-то сорокалетним хлыщом – да. Не уверена, конечно, что это не приятель отца или просто его знакомый. Но они разговаривали о чем-то на лестничной площадке, а когда я спустилась (у нас тогда лифт не работал), сразу прекратили говорить, хлыщ отвернулся к стене, а Мила со мной не поздоровалась. Понимаете, это может оказаться несущественным, но если бы речь шла не о Миле… Мила не могла со мной не поздороваться, понимаете? Мне показалось тогда, что она просто растерялась, не ожидала, что ее увидят вместе с этим человеком… И сейчас, когда ее нет и мы не знаем истинную причину ее самоубийства, в голову лезут разные мысли… А вдруг этот мужчина был ее любовником и бросил ее?! Тогда она решила уйти из жизни.
– Возможно, – прервала Глафира. – Но тогда зачем же ей было писать эту записку?
– А она точно написана ее рукой?
– Да. Мы тоже ломали голову, может, это писала не она, а этот самый любовник.
– Значит, и у следствия была такая версия?