Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

Я уставилась на отца. Похоже, он очень уж хотел, чтобы я вышла за Джейсона.

— Роджер, ты что, не в курсе? Я Джека целых десять лет не видела.

Пока мы разговаривали, Мартина поворачивала голову то в мою, то в его сторону, как будто следила за полетом шарика при игре в пинг-понг. У нее так отвисла челюсть — засунь туда яблоко, она бы и не заметила.

— И что от тебя требуется в этой ситуации? — спросила она. Все ясно, смотрит передачи с Опрой Уинфри.

— Представления не имею.

— И я тоже, — согласилась она.

Мы обе смотрели на Роджера. А его глаза были вновь за темными стеклами очков.

— Вот что я думаю. Ты должна сделать для Джейсона все, о чем он просит. — Помолчав немного, добавил: — И для себя, уж не говоря о твоем любящем отце.

Я подавила вздох. Отец прав.

— Ладно, Роджер. Так и поступлю.

— Умница. — Он просиял и взъерошил мне волосы.

Габриелла подняла на меня глаза. Она стояла, склонившись над шелковым платьем, которое своим огромным бантом и кружевным лифом напомнило мне самый изысканный бальный наряд Золушки. Масса ткани цвета густых сливок свисала с ее изящных рук, оттеняя загар. У нее заурчало в желудке.

— Съешь что-нибудь, — предложила я.

Габриелла отрицательно покачала головой. Что меня не удивило. К холодильнику на первом этаже ее дома была прикреплена от руки написанная записка со словами: «Боже, я — жиртрест!» Я знала, что ее написал не Оливер. Тем не менее, Габриелла была не толще змеи. Ее отношения с едой можно определить словами «любовь и ненависть». Шоколада она не ела, пока не проголодается так, что «хочется съесть целый банан», потому что это «тест на голод». Она также автор одной из самых эксцентричных из слышанных мной фраз. Как-то у меня дома к чаю не оказалось печенья, и я предложила ей финики. Она отреагировала так: — Ух! До смерти хочется финика! Однажды, еще до того, как родила Джуда, она села на такую диету, при которой можно есть только продукты, названия которых начинаются на «ч». Эту идею она почерпнула из статьи, в которой рассказывалось, что некая кинозвезда — мужчина, имя я забыла, помню только, если кому интересно, что женат он тоже на кинозвезде, — когда-то прошел через этап поедания только оранжевых продуктов. Габриелла особенно верила в диеты знаменитостей. Диета с продуктами, начинающимися с буквы «ч», была выбрана потому, что Габриелла не любит цитрусы. Правда, диета на «ч» не принесла результатов. Думаю, потому, что в нее входили чипсы, сыр «Чеддер», куриные «чикены», а не только чернослив, чечевица, черешня и чеснок.

— Сейчас на чьей сидишь диете? — полюбопытствовала я.

— Издателя журнала «Вог».

— А-а, ну ясно.

— Много вина и мяса. — Она скорчила гримасу. — Но ты все же не старайся уйти от темы. Рассказывай все.

Я заерзала в кресле:

— Как там Джуд?

— Спит.

Я кивнула удовлетворенно. Джуд знает, что я боюсь детей, поэтому относится ко мне с заслуженным презрением. Если случается, что Габриелла дает мне его подержать, он начинает вырываться, как большая рыба, пока я не передам его в другие руки.

— Ну, Ханна, выкладывай.

Я захихикала:

— Помнишь, как-то я пришла повидаться, а тебе как раз муха залетела в штаны, это когда ты была в штанах «калипсо».

— Это были брюки «палаццо».

Помню, ситуация была бесподобной. Раздалось приглушенное жужжанье, Габриелла заорала и стала прыгать. Потом, все еще крича и подпрыгивая, она расстегнула молнию своих белых широченных брюк и содрала их. И в эту минуту входит Оливер и говорит:

— При-и-вет.

Муха была из тех больших, ленивых, жирных, которые еле-еле отрываются от земли, это было…

— Да перестань увиливать, Ханна, рассказывай.

Вот тоска. Я сделала глубокий вдох:

— Джейсон считает, что я должна покаяться.

На Габриеллу это не произвело впечатления.

— Если я хочу продолжать отношения с ним…

— А ты хочешь?

— Еще бы!

— Зачем?

— Ну, Габриелла, ты же знаешь…

— Нет, не знаю.

— Он… — Я улыбнулась. — Видишь, как подумаю о нем, сразу улыбаюсь.

— Поэтому, что ли?

— Д а нет! — Я помолчала. — С ним легко сосуществовать, он добрый, с ним мне спокойно.

— Все, что ты сказала, по-моему, еще не означает, что ты его любишь.

Я вздохнула. Ведь ей Джейсон не нравился, где ей понять. Я и не надеялась. Ее представление о любви было трудно принять. В любви она была категорична, как нацист, член партии «Любовь с первого взгляда». Вряд ли она сознавала, что такая категоричность может кого-то раздражать и даже оскорблять. Ведь миллионам людей приходится сначала узнавать своих партнеров, и только после этого они могут довериться эмоциям. Мы с Джейсоном вполне устраивали друг друга. Чувствовали себя комфортно вместе, дополняли друг друга. С Джеком-то было совсем не так: наши с ним отношения напоминали стальные колеса поезда, которые слишком часто тормозят на путях: дикая скорость, искры и визг. Я расслабленно махнула рукой:

— Я же…

— Что?

— Люблю Джейсона.

— Господи, почему из тебя каждое слово клещами надо вытаскивать?

— Именно это, по его мнению, отчасти объясняет наши проблемы.

В ответ — молчание.

— Он считает, что все объясняется прежним моим опытом с Джеком.

— А это так?

— Габриелла, ты же знаешь, что да.

— А-а, ну ладно.