Витенька

— Учишься как? — продолжал допрос дед.

— Отметки у меня плохие, — признался Витек.

— Отчего?

— Неинтересно мне в школе.

— А где же тебе интересно?

— В общем-то нигде.

Дед потер ладонью колючую щеку.

— Значит, и правда устал.

Хлопнула калитка. Дед проворчал что-то, начал подниматься, но Витек опередил его, мигом выскочил во двор. Дед снова стал устраивать свою деревяшку под столом.

— Бабушка, дедушка, бабушка, дедушка, — передразнил он внука. — Больно уважительный стал. А малый честный, чтой-то у него неладное получилось… Не говорит.

Не успела баба Оля ответить, вернулся Витек.

— Пилу принесли. Куда ее?

— Повесь в сарае, на стенку.

Все бегом, бегом, одна нога тут, другая там. Что-то с ним неладное. У бабы Оли уже душа начала болеть.

— Ну, Витек, отдыхай, набирайся сил, — сказал дед, оделся и снова вышел во двор.

Витек за ним следом.

— Дедушка, может, помочь тебе? — спросил Витек. — Если нечего, я спать лягу, посплю немного.

Дед опять смерил Витеньку взглядом, теперь вполне миролюбивым, почти ласковым.

— Ты вот что, Витек. Принеси бабушке воды и ложись спи, отсыпайся. Вымахал ты хорошо, — снова повторил, но теперь уже с большим одобрением.

Баба Оля поблагодарила внука за воду, постелила ему в горнице и, когда тот лег, посидела рядом немного.

— Спи, внучек, спи, тепло тут и воздух чистый. Спи, а я пойду. — Но не уходила, продолжала сидеть. — Ты не заболел, случаем?

— Есть немного, бабушка, — засыпая, ответил Витенька.

— А что болит-то?

Витек повернулся к бабе Оле, стряхнул сон и сказал:

— Бабушка, у меня душа немного болит, душа заболела.

— Как это? — встревожилась баба Оля.

— Ничего особенного, бабушка. Это все быстро заживет… Бабушка, а у дедушки есть ружье?

— Чего это далось тебе ружье?

— Так просто. Есть или нет?

— Когдай-то было, ты у дедушки спроси, а теперь спи.

Витенька повозился немного и уснул.

Проспал он остаток дня и ночь, а поднялся вместе с дедом и бабкой рано, завтракали при лампочке. За ночь нападало снегу, завалило тропинки, двор, где были расчищены и протоптаны дорожки, — все теперь укрылось под белым пушистым покровом. Дед откидывал снег от порога, чистил тропинки. Возле вертелся Витенька в старых валенках, потом взял деревянную лопату и стал помогать деду. Отгребая и отбрасывая снег, прокладывая новые проходы, снежные траншеи, Витек ушел в работу и скоро почувствовал в румяном деревенском воздухе раннего утра, рядом с дедом, под его покашливание, под шипение отбрасываемого снега необыкновенное облегчение, близкое к полной невесомости. Сам он был легок, неощутим, как облачко морозного пара, потому что все, что налипло в Москве, чем оброс он там, отпало начисто и только держалось в почти неуловимой и невесомой памяти. Ему сделалось так легко и хорошо, что мысль о возвращении назад, как только она пришла к нему, показалась страшной.

— Дедушка, — сказал он деду, подойдя к нему с лопатой в руках, — у тебя есть ружье?

— Ружье? А как же, висит в чулане. Поглядеть надо, висело там.

— И патроны?

— Были и патроны. Ты что, на охоту хочешь сходить? Стрелять умеешь?

— Умею. А можно мне сходить? Сегодня?

— Отчего же, была бы охота.

— А жакан у тебя есть, дедушка?

— Это что еще?

— Ну такая пуля, на лося годится.

— На лося нельзя охотиться. Есть картечь, похлеще твоего жакана.

— А ты можешь зарядить мне картечью? Один патрон.

— Могу, только зачем тебе картечь?

— Может, кабан встретится, — наобум сказал Витек.

— Кабаны есть. Лучше не трогать кабанов.

— Я не буду трогать. На всякий случай.

— Давай заряжу.

— Дедушка, а можно сейчас?

— Сию минуту, что ли?

— Да.

— Чего ж нельзя, можно.

Дед и внук поставили лопаты и пошли в дом.

— Жалко, наш пес подох, вдвоем бы веселей, мог бы зайчишку поднять. Да я у соседа спрошу собачку, она пойдет с тобой.

— Мне не надо собачку, — отказался Витек, — я один хочу. Пойду один.

В чулане сняли с гвоздя ружье, вышли на снег, переломил дед двустволку, сощурился, заглянул в один ствол, в другой — грязно.

— Отстрелялся, дед, хватит, — сказал он и вздохнул. — Видишь вот, чистить надо, бери шомпол, тряпку и давай, а я погляжу, можно ль тебе в руки давать оружие.

Витенька улыбнулся.

— Какое это оружие? Это охотничье ружье.

— Знаю, что охотничье.

Витек сощурился, как дед, заглянул в один ствол, жутковатая, стремительная, мерцающая глубина открылась ему и как бы потянула внутрь, стала всасывать в себя Витенькину душу. Витек отмахнулся от этого, вроде волосы отбросил в сторону, на самом деле скрыл минутную дрожь. Потом заглянул во второй ствол, уже спокойней.

— Сейчас почищу, дедушка, — сказал он.