Витгенштейн

Вышесказанное предполагает, что у Аристотеля имелся свой подход к этому вопросу. Действительно, как уже упоминалось, нам нужно уметь различать «то, о чем говорится, и то, что говорится». В конечном счете любое повествовательное предложение должно состоять по меньшей мере из двух частей: одна из них – то, о чем говорится в данном предложении, а вторая – то, что́ об этом говорится. Таким образом, Аристотель пришел к убеждению, что все предложения служат лишь для того, чтобы соединять (или разделять) свойство, грамматически обозначаемое сказуемым, с «субъектом», грамматически обозначаемым подлежащим, при помощи глагола «быть», который играет роль связки. Итак, если мы желаем продемонстрировать это непосредственно в способе выражения, то нам потребуется применить к нашим предложениям форму «S есть / суть P», в которой S обозначает «субъект», а P – «предикат». Именно это мы и сделали (отчасти), записав фразу «девушки, которые читают романы, подвергают свою нравственность серьезной опасности» в следующем виде:

– юные читательницы романов (= S) / находятся / в опасности в нравственном отношении (= P).

Однако это же предложение может быть записано в своем начальном виде:

– романы (= S) / являются / вредными для нравственности девушек (= P).

Зачастую при построении умозаключения добавляемые нами посылки и выводимое из них заключение достаточно четко определяют, какова правильная форма одной или нескольких неоднозначных посылок, однако при более сложном образовании умозаключения можно ошибиться в его правильности. Такого рода неоднозначностью пользовались искусные риторы, чтобы провести малосведущих людей. Как известно, в Греции VI–V веков до н. э., и особенно в Афинах, так называемые софисты обучали подобным хитростям всех желающих, и Аристотель взялся за создание собственной логической системы именно для того, чтобы разоблачить эти хитроумные приемы.

Таким образом, деятельность логика, будь то Аристотель или Фреге, включает в себя две части: в первую очередь он должен определить правильные «логические формы» высказываний и наделить их языковым выражением. Другими словами, ему нужно сделать то, что называют логическим анализом языка. С точки зрения Аристотеля, все повествовательные предложения являются предикативными и правильные грамматические структуры имеют ядром «S есть P», которое, в свою очередь, принимает четыре формы в зависимости от «количества» и «качества» суждения (традиционный термин, который мы используем здесь в качестве синонима «высказывания»): либо мы отнесем P ко всем S или к некоторым S (количество), либо утверждаем или отрицаем, что P относится ко всем / некоторым S (качество). Итак, имеются следующие четыре формы суждений: «все S есть P» (общеутвердительные), «все S не есть P» (общеотрицательные), «некоторые S есть P» (частноутвердительные) и, наконец, «некоторые S не есть P» (частноотрицательные): все, что мы говорим истинного или ложного, должно отображаться посредством одной из этих четырех логических форм.

По выполнении этой предварительной работы, согласно Аристотелю, становится возможным выявить формы правильных умозаключений, в коих в качестве посылок и заключения будут выступать суждения, каждое из которых будет иметь одну из четырех форм (необязательно одинаковую). Вышеприведенный пример имеет следующую форму:

– все M есть P

– все S есть M, следовательно:

– все S есть P, которая являет собой первый и самый известный модус первой фигуры «силлогизмов» Аристотеля; в Средние века этому модусу было дано женское имя Barbara. Таким образом, Аристотель открыл четырнадцать модусов силлогизмов, каждый из которых имеет внешнее сходство с Barbara и которые отличаются друг от друга качеством и количеством входящих в них суждений, а также расположением в двух посылках трех терминов (M, S, P).

Более двух тысяч лет логическая система Аристотеля и открытые им силлогизмы практически не подвергались пересмотру. А самое главное – несомненным представлялся тот факт, что, используя одну из четырех вышеуказанных форм, можно выразить абсолютно все, даже если это приводит к возникновению формулировок с грубыми стилистическими погрешностями.

Для того чтобы нагляднее продемонстрировать, сколь важны были для философии изменения, привнесенные в логический анализ Фреге и Расселом, позволим себе сказать еще несколько слов о философских последствиях анализа, разработанного стариком Аристотелем.

Последствия для метафизики