Витя Малеев в школе и дома

Мы отковыряли от окна замазку и стали вытаскивать стекло с трещиной. Трещина увеличилась, и стекло распалось на две части.

– Ничего, – говорит Шишкин. – В коридоре может быть стекло из двух половинок.

Потом мы пошли и вынули стекло из окна в коридоре, но это стекло оказалось немного больше и не влезало в оконную раму в комнате.

– Надо его подрезать, – сказал Шишкин. – Не знаешь, у кого-нибудь из ребят есть алмаз? Я говорю:

– У Васи Ерохина есть, кажется. Пошли мы к Васе Ерохину, взяли у него алмаз, вернулись обратно и стали искать стекло, ко его нигде не было.

– Ну вот, – ворчал Шишкин, – теперь стекло потерялось!

Тут он наступил на стекло, которое лежало на полу. Стекло так и затрещало.

– Это какой же дурак стекло положил на пол? – закричал Шишкин.

– Кто же его положил? Ты же и положил, – говорю я.

– А разве не ты?

– Нет, – говорю, – я к нему не прикасался. Не нужно тебе было его на пол класть, потому что на полу оно не видно и на него легко наступить.

– Чего ж ты мне этого не сказал сразу?

– Я и не сообразил тогда.

– Вот из-за твоей несообразительности мне теперь от мамы нагоняй будет! Что теперь делать? Стекло разбилось на пять кусков. Лучше мы его склеим и вставим обратно в коридор, а сюда вставим то, что было, – все-таки меньше кусков получится.

Мы начали вставлять стекло из кусков в коридоре, но куски не держались. Мы пробовали их склеивать, но было холодно, и клей не застывал. Тогда мы бросили это и стали вставлять стекло в комнате из двух кусков, но Шишкин уронил один кусок на пол, и он разбился вдребезги. Как раз в это время вернулась с работы мать, Шишкин стал ей рассказывать, что тут у нас случилось.

– Ты прямо хуже маленького! – сказала мать. – Тебя страшно одного оставлять дома! Того и гляди, чего-нибудь натворишь!

– Я вставлю, вот увидишь, – говорил Шишкин. – Я все из кусочков сделаю.

– Еще чего не хватало! Из кусочков! Придется позвать стекольщика. А это еще что за осколки?

– Я тарелку разбил, – ответил Шишкин.

– О-о-о! – только сказала мама. Она закрыла глаза и приложила обе руки к вискам, будто у нее заболела вдруг голова.

– Убери это сейчас же – и марш заниматься! Уроки небось и не думал учить! – закричала она.

Мы с Костей собрали с полу осколки и отнесли их в мусорный ящик.

– У тебя мама все-таки добрая, – сказал я Косте. – Если бы я такого натворил дома, то разговору было бы на целый день.

– Не беспокойся, еще разговор будет. Вот подожди, скоро придет тетя Зина, она мне намылит голову. Еще и тебе попадет.

Я не стал дожидаться прихода тети Зины и поскорее ушел домой.

На другой день я встретил Шишкина на улице утром, и он сказал, что не пойдет в школу, а пойдет в амбулаторию, потому что ему кажется, будто он болен. Я пошел в школу, и, когда Ольга Николаевна спросила, почему нет Шишкина, я сказал, что он сегодня, наверно, не придет, так как я его встретил на улице и он сказал, что идет в амбулаторию.

– Проведай его после школы, – сказала Ольга Николаевна.

В этот день у нас был диктант. После школы я сделал сначала уроки, а потом пошел к Шишкину. Его мама уже вернулась с работы. Шишкин увидел меня и стал делать какие-то знаки: прижимать палец к губам, мотать головой. Я понял, что мне нужно о чем-то молчать, и вышел с ним в коридор.

– Ты не говори маме, что я не был сегодня в школе, – сказал он.

– А почему ты не был? Что тебе в амбулатории сказали?

– Ничего не сказали.

– Почему?

– Да там врач какой-то бездушный. Я ему говорю, что я болен, а он говорит: «Нет, ты здоров». Я говорю: «Я сегодня так чихал, что у меня чуть голова не оторвалась», а он говорит: «Почихаешь и перестанешь».

– А может, ты и на самом деле не был болен?

– Да, ну конечно, не был.

– Зачем же в амбулаторию пошел?

– Ну, я утром сказал маме, что болен, а она говорит:

«Если болен, то иди в амбулаторию, а я больше не буду тебе в школу записок писать, ты и так много пропустил».

– Зачем же ты сказал маме, что болен, если вовсе не болен?

– Ну как ты не понимаешь? Ведь Ольга Николаевна сказала, что сегодня будет диктант. Чего же я пойду? Очень мне интересно опять получить двойку!

– Что же ты теперь будешь делать? Ведь завтра Ольга Николаевна спросит, почему ты не пришел в школу.

– Не знаю, что и делать! Я, наверно, и завтра не пойду в школу, а если Ольга Николаевна спросит, то скажи, что я заболел.

– Слушай, – говорю я, – это ведь глупо. Лучше ты признайся маме и попроси, чтоб она написала записку.

– Ну уж не знаю… Мама сказала, что больше не будет писать никаких записок, чтоб я не приучался прогуливать.

– Что же, – говорю я, – если такой случай вышел. Ты и завтра не пойдешь и послезавтра – что же это получится? Скажи маме, она поймет.

– Ну ладно, я скажу, если смелости хватит.

На следующий день Шишкин снова не пришел в школу, и я понял, что у него не хватило смелости признаться маме.

Ольга Николаевна спросила меня о Шишкине, я сказал, что он болен, а когда она спросила, чем он болен, я придумал, что у него грипп.

Вот как по милости Шишкина я сделался обманщиком. Но не мог же я наябедничать на него, если он просил никому не говорить!

Глава тринадцатая