— Я не могу это делать, здесь, неужели вы не понимаете? — слезливо воскликнула Лиза, покраснев от стыда до кончиков ушей, и чувствуя, что никогда не позволит Сашке или Корнилову убирать за собой помойное корытце.
— Елизавета Андреевна, поймите, нет ничего зазорного в этом. Вы больны. Я…, — он осекся, ибо увидел, что в ее огромных глазах выступили слезы. Осознав, что девушка до того скромна и невинна, что даже не может допустить мысли, чтобы они убирали за ней, Павел нахмурился и глухо сказал. — Ну хорошо, я помогу вам одеться. А затем, отнесу вас до ближайших деревьев, вы согласны? — облегчение озарилось на ее лице и она кивнула. — Наденете мой плащ. Платье вам еще тяжело надевать.
Павел нагнулся и, достав ее ботиночки, которые стояли рядом, наклонился и без предисловий начал надевать их Лизе на обнаженные ножки. Лиза попыталась протестовать и забрать у него обувь, чтобы обуться самой, но, в ту же секунду, ощутив дикую боль в плече, застонала. Павел грозно посмотрел на нее и заметил:
— Прекратите. Я сам надену их. Или оставлю вас здесь. Выбирайте.
Она поджала губки, под его властным взглядом и, поняв, что должна уступить, сама протянула ему ногу. Он быстро надел ей обувь и выпрямившись, снял с гвоздя свой длинный летний плащ. Накинув его на девушку, он проворно подхватил ее на руки и вынес из палатки. Идти было недалеко и, через несколько минут, он донес Лизу на руках до ближайшего высокого кустарника и отошел на почтительное расстояние, заявив:
— Как закончите, позовите меня.
Лиза облегчилась, сама вышла из-за деревьев и медленно пошла обратно. Стиснув зубы, она ощущала, как при каждом шаге боль в ее ране отдает по всему телу. Она не успела сделать и десяти шагов, как Павел заметил ее приближение и в три быстрых шага оказался рядом.
— До чего вы упрямая, — проворчал он, подхватывая ее на руки. — Одна морока с вами…
— Возможно, мне уже можно обратно в общую палатку вернуться? — спросила Лиза тихо, пока он нес ее обратно. — Я, наверное, утомила вас, а там хоть сестры…
— Еще чего выдумаете? — перебил он ее, обратив на нее испепеляющий взор. — Я уже говорил, что вы не в тягость мне, Елизавета Андреевна. Только ваше упрямство злит меня, неужели непонятно?
На следующий день, Аристарх Иванович осмотрев рану девушки, заметил, что края чуть разошлись и рана намокла от крови, сказав, что это бывает при напряжении и напомнил о необходимости постельного режима. На это Лиза промолчала и, лишь попросила не говорить об этом Корнилову.
С того дня, невозможно стесняясь Сашку и уж тем более Корнилова, Лиза преодолевая боль сама надевала одно из трех платьев, которые были у нее и выходила на улицу для справления своих нужд. Несмотря на ворчание Павла, которому все же два раза в день, утром и вечером удавалось переносить ее на руках, в остальное время, Лиза сама ходила в ближайший лес.
Через день, авангард русских войск под командованием Кульнева вновь столкнулся с французами возле деревни Якубово. Рота Павла, как и два дня назад со всем эскадроном участвовала в бою. После нескольких атак и контратак русскому корпусу Витгенштейна все же удалось захватить Якубово. Удино со своей французской армией был вынужден отступить к деревне Клястицы. Русские продолжили атаку, намереваясь далее бить французов и взять Клястицы. Однако, им преграждала путь река Нища. Отходя, французы подожгли единственный мост через эту реку, надеясь, таким образом остановить наступление русских. К тому же Удино расположил на противоположном берегу реки мощную батарею, которая, не переставая, атаковала русских из пушек.
Перегруппировав войска, Витгенштейн приказал переправляться через реку. Часть русского корпуса сместилась чуть правее и решила перейти реку вброд. Рота же Павла, которой он командовал, оказалась как раз напротив горящего моста. С ними к реке подошел батальон гренадерского полка. Понимая, что время уходит и основные силы французов вот-вот скроются от преследования, Корнилов, увидев, что половина моста полыхает огнем, привстал на стременах и надсадно закричал:
— Вперед, братцы! Не дадим вражинам уйти!
Он выхватил свою саблю из ножен и поскакал первым к горящему, с поднимающимися к небу облаками черного дыма, мосту. За ним, с воинственным кличем, последовали семнадцать всадников его роты, смешавшись с бегущими рядом русскими гренадерами. По горящему мосту, словно безумные, охваченные дымом и копотью, под летящими с жутким воем и визгом смертоносными ядрами французской батареи, гусары и гренадеры, возглавляемые Корниловым, прорвались через горящий мост, словно вихрь, сметая на своем пути вражескую батарею на противоположном берегу. Французы, явно не ожидавшие такого неразумного, отчаянного и вместе с тем отважного и дерзкого поступка от русских солдат и кавалерии, которые невредимыми совершили прорыв по горящему мосту, в панике обратились в бегство, бросая орудия и личное оружие.