Витязь

— Я понимаю, — ответила Лиза, пристально смотря на него и отчего-то вспоминая, как молодой человек умело и страстно целовал ее ночью. — Странно, что Петр все еще не приехал за мною сюда. Ведь, прошло уже десять дней, как я здесь.

— Идет война. Вряд ли, ваш брат сможет быстро приехать за вами. Вы должны быть к этому готовы, — отрезал Павел, прекрасно зная, что никакого письма он никуда не отправлял. Мысль о том, что за Лизой приедет ее брат и заберет ее, была болезненна для молодого человека. Да, он прекрасно понимал абсурдность своих действий и осознавал — девушке здесь не место. Но, его странная привязанность к ней, а в последние дни и явная необходимость в ее обществе заставляли Корнилова и дальше откладывать написание письма Петру Николаеву. — Я постараюсь сегодня найти место, куда перевезти вас.

— Благодарю вас, Павел Александрович, мне так неудобно обременять вас, — произнесла тихо Лиза.

— Прошу, только ненадобно вновь об этом. Я уже много раз говорил вам, Елизавета Андреевна, забота о вас мне не в тягость…

Он придвинулся к ней и, Лиза отметила его поглощающий ласковый взор серо-зеленых глаз, направленный на ее лицо. Вдруг, вспомнив о вчерашней ночи, она смущенно опустила глаза и тихо сказала:

— Я хотела извиниться за свое вчерашнее поведение. Я вела себя непозволительно. Видимо, коньяк так подействовал на меня, что я…

Она замялась и подняла глаза на молодого человека. Отчетливо увидев, как он поменялся в лице, она замолчала. Корнилов побледнел, словно полотно. На его недовольном властном лице горели лишь одни глаза.

— Да, действительно, вчера вы вели себя непозволительно, это так, — процедил Павел, чувствуя, что гнев закипает в нем. Именно эти слова, он и боялся услышать от нее сегодня. Все утро Корнилов напряженно думал о том, что произошло ночью. Тот поцелуй, слова девушки и ее ласки выбили его из колеи. Все утро, вспоминая все это, он весь трепетал, чувствуя неведомый доселе восторг от чувств, которые переполняли его существо. И, сейчас, ее раскаяние в том, что произошло, словно острый нож, врезалось в его сердце. Как он боялся того, что она будет раскаиваться в том, что делала вчера, в том, что принесло ему вчера сладостную упоительную муку. «Лучше бы она промолчала, — подумал Павел с горечью. — Или сделала вид, что ничего не произошло…»

— Обещаю Вам, Павел Александрович, впредь, этого не повторится, — добавила Лиза тихо. Она замолчала, потому что взор Корнилова загорелся такой яростью, что она нахмурилась, не понимая, отчего он так гневно смотрит на нее.

— Нет нужды извиняться, Елизавета Андреевна. Мне совершенно безразлично то, что произошло вчера, — холодно процедил он.

«Она жалеет об их поцелуе, — гневно подумал про себя Корнилов. — И раскаивается… Понятно, что из них двоих, только он ни в чем не раскаивался! А она вовсе и не хотела его целовать. И виной ее поведению был коньяк. Это он, как мальчишка потерял голову…»

Павел заставил свои мысли замолчать, ибо чувствовал, что еле сдерживает себя.

Он быстро отвернулся от Лизы, не в силах более смотреть на девушку и начал искать в сундуке нужную сбрую, старясь заглушить в себе дикое чувство обиды и злости, которые пожирали его. Через минуту, не в силах более выдержать напряжения, Корнилов вылетел из палатки, совершенно забыв о каше, которую принес четверть часа назад.

Глава IV. Полоцк

Весь день, слова раскаяния от Лизы, о случившемся с ними ночью, не шли у Павла из головы. Получается, не так уж она наивна и скромна, как он напридумывал себе — злился Павел. К чему бы привела эта связь, если бы сам он не сдержался и не остановил ее — думается ни к чему хорошему. Ему пришлось бы взять всю ответственность за судьбу Лизы на себя, но в его зависимом от военной службы положении это было невозможно. Он должен был сохранить свою честь, чтобы не вызвать сплетен. Надо было принимать какое-то решение и он его принял. Держа в голове мысль о безопасности и присмотре за Лизой, он заехал в одну знакомую ему деревню и договорился с хозяйкой, простой селянкой, у которой его рота стояла на постое чуть ранее, о приюте и помощи для Лизы. И, дав ей денег и решив свое затруднение, со спокойной душой вернулся под вечер в лагерь.

Когда он вошел, Лиза, смущенно подняв глаза, сразу же обратила внимание на холодное, непроницаемое выражение на его лице. Едва бросив быстрый взор на девушку, сидящую на койке, он на ходу, расстегивая доломан, кратко осведомился:

— Доктор Коваль был?

— Да, — произнесла Лиза, не спуская с него настороженного и внимательного взора, — Он сменил мне повязку.