Витязь

Савинов замер, держа скрамасакс у горла Согуда. В дверном проеме, занимая его весь, возвышался Диармайд. Позади него под дождем толпились воины с факелами. Пламя шипело и плевалось. Потом знакомый голос сказал: «А ну-ка…», и ирландец посторонился. Ольбард шагнул внутрь и остановился, обозревая поле боя. Его взгляд задержался на дрожащей Сигурни, прижавшейся к Хагену, и на спущенных штанах Согуда. Густые брови князя сошлись к переносице.

– Знать, зарод зачесался? – вопрос, судя по всему, был риторический.

Согуд завозился, пытаясь встать, но Сашкин клинок уперся ему в горло.

– Пусти его, Александр, – Ольбард не отрываясь смотрел на здоровяка, – вы оба пойдете со мной. Диармайд останься и опроси всех. Да поставь у двери стража.

Князь повернулся и, ни на кого не глядя, вышел вон. Савинов, вкладывая оружие в ножны, двинулся за ним. У двери он оглянулся и поймал два взгляда. Один растерянный – Сигурни, и второй – Хагена. Казалось, тот не мог решить что-то для себя. Наконец викинг кивнул – спасибо, мол. Сашка подмигнул в ответ и вышел под дождь.

Глава 4 Княжий суд

С суконным рылом, да в калашный ряд.

Русская пословица

Сашка снова сидел на вершине скалы и обозревал окрестности. На этот раз ему досталась дневная сторожа. Солнце приветливо сияло в безоблачном небе. Гроза ушла на юг, утащив с собой все тучи и не оставив даже малого лоскутка. Мир сиял, омытый потоками воды. Он как бы родился заново, прекрасный и праздничный. У подошвы скалы волновалось зеленое море. Кроны деревьев теснились вокруг, обтекая скальную гряду, рядами бесчисленного воинства устремлялись к горизонту, взбираясь по пути на холмы и осаждая вершины гор. Почему-то вспомнилось детство, пыльные листья акаций в заводском сквере и заросшие редкой травой курганы старых терриконов в Донбассе. Какой контраст… Насколько этот мир чище и красивее со своей нетронутой природой, малолюдством. Насколько он богаче возможностями, открывающимися на каждом шагу для свободного человека! Но – только для свободного…

Там, в будущем, все равны перед законом, по крайней мере на словах. Государство защищает всех и заставляет соблюдать правила общежития. Здесь же – не так. Законы, конечно, есть, но они, как выясняется, «для своих». И защищают они только этих самых своих от всех остальных. Причем с этими остальными «свои» могут делать все что угодно – убивать, продавать, насиловать. Понятие морали есть, но мораль тоже действует избирательно. Свои – это члены рода, дружины и в более широком понятии – соплеменники. Все! Остальные, даже если говорят на твоем языке и практически ничем от тебя не отличаются, вполне могут попасть под определение чужих, со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Понятие национальной общности сильно размыто, хотя в некоторых былинах и песнях, которые Савинов услышал во время застолья, были довольно прозрачные намеки на древнее всеславянское родство. Похоже, об этом продолжали помнить, но предпочитали не вспоминать.

В общем, поступок Согуда, а затем и княжий суд произвели на Сашку довольно тягостное впечатление. События последних дней спустили его с неба на землю. Только теперь он понял – как же ему повезло, что его необычное появление произвело на русов такое впечатление. Прямо с небес! Посреди моря! Ух! Посланец богов! Примем его в род, други! И приняли… а могли ведь и в рабство продать.

Сашка злился. Злился, что поддался глупой эйфории – ну как же, здорово, ведь это же ТЕ САМЫЕ русичи! Злился, что утратил бдительность и чуть не наломал дров на суде. Спасибо Храбру – уберег! Злился от осознания того, что не хватило ума вовремя сообразить – у этих людей совсем иная история за спиной. Ведь еще не было Эпохи Возрождения, не писал Шекспир, не вводились рыцарские правила поединка, никто еще понятия не имеет о правилах содержания военнопленных, а функциональная необходимость таких организаций, как Лига Наций,[60] вообще вряд ли кому-нибудь здесь может быть объяснена. Зато они помнят распятие готами антского князя Буса, захваченного на пиру безоружным, походы гуннов. Их боги не чураются кровавых жертв, а их законы, вполне справедливые для членов рода, являются просто людоедскими по отношению к чужакам, не имеющим защиты. А справедливость зависит от личных качеств князя или вождя, творящего суд и сплошь и рядом имеющего в деле личную заинтересованность. Так вот… Но надо жить, раз он попал сюда. И не просто жить – надо что-то менять. Использовать единственный плюс, который есть на данный момент, а именно: в этом мире, в отличие от того, откуда пришел он сам, человек имеет больше возможностей изменить ситуацию, если он достаточно силен и мудр. Здесь у людей больше личной свободы. Хотя, может быть, и это только иллюзия…

– Обида, княже!..