Витязь чести: Повесть о Шандоре Петефи

— Он прав, — граф назидательно цыкнул. — Нет таких денег, а «за так» свою землю никто не отдаст.

— Вспомните, что писал Штанчич! — воскликнул Йожеф. — «Разве не заплатили они кровавого выкупа, — говорил он о крестьянах, — веками неся все повинности да еще отдавая сыновей для защиты родины от врага?» О каком выкупе может идти речь?

— Мало ли глупостей в книгах, — хмыкнул Кошут.

— Все это так, — сокрушенно вздохнул Баттяни, — только нельзя без выкупа, никак нельзя. Иначе это будет не реформа, а революция, беззаконный грабеж… Вот и получается, что мы год за годом толчем воду в ступе, с места не двигаемся, а положение не терпит. Галиция та же… И урожай выдался такой, что не приведи господь. Зимой голод начнется. Того и гляди, голодные бунты вспыхнут.

— Лишнее напоминание, что время не ждет, — наставительно заметил Кошут. — Хватит спорить, хватит бесконечно теоретизировать. Пора приниматься за дело. Если позволите, я берусь подработать примерный манифест оппозиции. Думаю, что трех-четырех месяцев мне хватит. Спорные вопросы постараюсь по возможности обойти. Теперь я лучше представляю себе масштабы наших разногласий. Отрадно, что в главном все мы едины, все выступаем против абсолютизма и экономической зависимости от Австрии, требуем ответственного перед парламентом правительства. Так?

— Так, — подтвердил Баттяни.

— Свобода печати, — подсказал Йожеф.

— Да, мы требуем также свободы печати, — кивнул Кошут.

— Всеобщее избирательное право, — поднял указательный палец Ласло Мадарас. — Без него не может быть ни равенства, ни свободы.

— Категорически отрицаю! — воспротивился Баттяни, — и Деак на такое никогда не пойдет. Всеобщее избирательное право — это та же революция, республика!

— Согласен, — словно отстраняясь от чего-то, выставил руки Кошут. — С этим пока подождем. Я за постепенность. Она крепче, надежнее. Чтобы освоиться с переменами, людям необходимо время. — Он облегченно перевел дух, уверенный, что согласие достигнуто и можно торжествовать победу. Она пришла нежданно, сама упала в руки, разом вознаградив за все сомнения, за кропотливую, исподволь проведенную работу. Слепой случай, который свел в его кабинете вождей самых крайних течений оппозиции, помог найти кратчайший путь к успеху. Основа будущего сообщества, словно из воздуха, возникла почти в готовом виде, как по волшебству. Впрочем, какое там волшебство! Какой еще случай! Если бы не существовал уже центр приложения разнородных влияний и не была затрачена колоссальная мыслительная работа, позволившая заранее привести к общему знаменателю разнонаправленные усилия, ничего бы достичь не удалось. Только устроив одновременный приход Мадарасов с Баттяни, слепо метнула свои кости судьба. Остальным распорядилась закономерность. Финал был бесповоротно предопределен.

Служанка бесшумно вкатила столик, на котором был сервирован легкий завтрак. Вкусно запахло крепчайшим, как любят в Венгрии, аравийским мокко.

Кошут привстал уже, чтобы произнести приветливые слова и шуткой положить конец недавним спорам. Но совершенно неожиданно для него поднялся Ласло и твердо сказал:

— Нет, на этой основе мы не договоримся.

— Слишком разные у нас цели, — встал, обняв брата, и Йожеф Мадарас. — Деак нам не пример, граф. Меньше всего мы с братом мечтаем удовлетворить господ либералов.

25

Колос уронит зерно, и обернется оно новым колосом. Жизнь, как звездочки зодиака, вычерчивает во времени замкнутый круг. От жатвы до нового урожая провисит на матице[55] затейливый венок, сплетенный из последних пшеничных колосьев, связуя концы и начала, замыкая бессчетно повторенным кольцом причины и следствия. Посев за посевом, поколение за поколением. Человек — не зерно, хоть и зерна, возможно, полны друг пред другом неповторимых различий, человек — не звезда, хоть и звездам исчислены сроки. Метеорным сверкающим следом прочерчены наши судьбы. Мы летим из темноты и сгораем во тьме.

Был вечер последнего в году праздника девы Марии. За тополями нездешним светом горела даль. И мазанки Надь-Кароя то заливала бутафорская синька, то гасила непроглядная тень.

В «Олене» готовились к танцевальному вечеру. Убирали стены золотом тугих венков, выковыривали из позеленевших шандалов расплывшиеся огарки. Скрипачи в малиновых безрукавках истово натирали смычки канифолью.

Петефи вместе с Ришко решили прогуляться по главной улице, едва очнувшейся от зноя. Предвечерняя яркость нежной лаской блеснула в глаза. Из сада напротив пахнула цветочная сладость. Мир был словно застигнут врасплох в потаенный момент перемены дневных декораций. Жара спала, прохлада не снизошла, и сквозь выпитый воздух с неестественной четкостью различалось все, что прежде казалось невидимым: налитые кровью жилки листьев, ползущих по шершавой стене, полосатые улитки, облепившие водосток, острые пики садовой ограды, истекающие огнем.