Получив такой запрет, Михаил Артемьевич затаил обиду. Но делать нечего, пришлось смирить гордыню. Тем более что главкомом всех войск Советской Украины был назначен знакомый Муравьеву еще по Гатчинской операции Юрий Коцюбинский — сын известного украинского писателя, по возрасту мальчишка, но уже офицер с боевым опытом и участник штурма Зимнего, а закадычным другом нового главкома был как раз тот самый Примаков, который со своими «червонцами» находился в подчинении у Муравьева. Все это приходилось учитывать. И при взятии Полтавы червонные казаки Примакова проявили себя как серьезная боевая сила — с этим тоже нельзя было не считаться…
Развивая успех, части Муравьева без боя заняли Ромодан, а оттуда двинулись на Бахмач и Черкассы. Одновременно удалось войти в Кременчуг, где уже был сформирован 3-й полк Червонного казачества — до семи тысяч штыков и сабель плюс десяток станковых пулеметов. В районе Кременчуга удалось также форсировать Днепр, захватить плацдарм на правом берегу и — после длившегося почти сутки упорного боя — разгромить и обратить в бегство тысячи четыре офицеров, юнкеров, солдат и «вильных казаков» Центральной рады. При этом были захвачены богатые трофеи: орудия, пулеметы, железнодорожные составы.
Муравьев ликовал. Но опять-таки права народная мудрость: не говори «гоп!»…
Откуда ни возьмись, через Кременчуг, оставленный ушедшими вперед войсками, двинулась трехтысячная колонна противника при трех орудиях. На предложение сдать оружие ответили недвусмысленным матом. Чувствовали свою силу. Пришлось оставить город и отойти на Полтаву. И черт его знает, как теперь сложится столь блестяще развивавшаяся карьера Муравьева: не пришлось бы вслед за Кременчугом оставить и Полтаву — тогда о штурме Киева и мечтать не придется. Михаил Артемьевич был вне себя, спешно требовал подкреплений, слал телеграмму за телеграммой. «Потеря Полтавы, — сообщал он в Харьков, — произведет ужасное впечатление и подорвет веру в нас». Антонов-Овсеенко на это ответил: «Обывательски преувеличена опасность у Кременчуга, меры приняты, будьте спокойны и по-прежнему решительны».
По приказу красного командования двинулись на Кременчуг эшелоны с красногвардейцами — ввинчивались в морозный воздух горячие паровозные дымы, звонко стучали колеса на стыках. Шли форсированным маршем сотни третьего куреня 1-го полка «червонцев» — пар шел от заиндевелых коней, вылетали куски льда и пригоршни снега из-под крепких копыт. И как ни сопротивлялись те обнаглевшие три тысячи при своих трех орудиях, их вышибли из Кременчуга.
Успокоившись и вновь обретя решимость, Муравьев повел войска на Киев. Под его командованием продвигались вслед за рано заходящим солнцем красногвардейцы из Харькова, Полтавы, Сум, Люботина и других украинских городов. Шагали прибывшие на подмогу солдаты 2-го Сибирского стрелкового полка. Грохотали на неровных заснеженных дорогах орудия и зарядные ящики конной артиллерии. Катились по ровным рельсам три бронепоезда: один настоящий, бравший Полтаву, и два самодельных. Лишь под Березанью задержались они у взорванного моста…
Вскоре в Харькове стало известно: вся Левобережная Украина стала Советской. Иосиф Михайлович радовался безмерно.
Он не сомневался, что немалую роль здесь сыграли «червонцы» Примакова. Воображение рисовало Иосифу Михайловичу, как шли, курень за куренем, сотня за сотней, «червонцы» Примакова, готовые преодолеть, смести любую преграду на своем пути.
Железные мундштуки и прочные поводья в сильных и чутких пальцах всадников сдерживали и направляли нетерпеливую силу боевых коней. Железная воля, сила духа и душевная чуткость командиров-большевиков сдерживали и направляли необузданную молодую удаль и ярость червонных казаков.
Червонели ленты в гривах и челках коней, на лихо заломленных смушковых папахах всадников, червонели лампасы, значки на пиках и полотнище штандарта. Червонный цвет — цвет революции. Это цвет пролитой в боях крови, одинаковой у рабочего и крестьянина, у солдата и студента. Одинаковой у русского и украинца, у поляка и еврея. В куренях и сотнях Червонного казачества стремя в стремя с украинскими хлопцами шли проливать свою кровь дети многих народов, для которых Русь веками была и осталась родной Отчизной, единственной и незаменимой.
15. ДИАЛОГ
Диалог сей имел место зимним вечером в доме Юдановых на Левашовской улице занесенного снегом Киева.
Женщины в этот час хлопотали на кухне и потому не присутствовали. Зато в разговоре принимал молчаливое участие великолепный кот Бузук, мудрейший из мудрейших. Многозначительно жмурясь и подергивая усами, он вслушивался в знакомое звучание хозяйского голоса.