Читаем Витязь на распутье полностью

Уж скоро вечер, а пыль и духота никак не оставят города.

Иосиф Михайлович расстегнул верхние пуговицы гимнастерки, посмотрел на Гимова, томившегося в пиджаке, — тот невозмутимо шевельнул закрученными усами, как бы соглашаясь: да, действительно не слишком прохладно.

И все же здесь, в губисполкоме, было прохладнее, чем на улице. И жаль было покидать помещение, отправляться навстречу пыли и зною. На встречу с главкомом Муравьевым, внезапно прибывшим в Симбирск.

Из Казани пока ничего не сообщали. Оставалось лишь предположить, что главком прибыл, дабы лично возглавить предстоявшее наступление на Самару. То, что с ним прибыли отряд матросов и большая красноармейская часть, лишь подтверждало это. Всех представителей местной власти главком пригласил к себе на пароход «Межень». Пригласил на сей раз в основном большевиков: председателя губисполкома Гимова, председателя комитета партии Варейкиса, председателя чрезвычайной следственной комиссии Бельского, начальника связи Измайлова, а также других членов президиума Симбирского совдепа. Многие из них уже собрались в штабе Симбирской группы войск, чтобы оттуда отправиться к главкому.

— Прогуляемся до штаба, — предложил Гимов, — а уж оттуда двинемся на пристань, все вместе.

— А может, ни к чему всем вместе? — усомнился Иосиф Михайлович, сосредоточенно думая о своем, опасаясь подвоха. — Оставались бы лучше все на местах, а я один бы съездил. В моем лице все же представлены и партия и Советы, к тому же мы с главкомом уже знакомы.

— Пройдемся до штаба, там решим окончательно.

Они быстро дошагали до штаба и первым делом спросили, где Клим Иванов. Оказалось, что тот уже отправился на пристань.

— Давайте автомобиль, и нам туда же.

— Свободного сейчас нет, придется обождать.

— А, черт! — В душе Иосифа Михайловича поднималось раздражение, перерастало в тревогу. — Нет хуже — ждать и догонять… Что ж, делать нечего, подождем на предзакатном солнышке. Уже не так припекает.

Они все вышли из здания и стояли у подъезда, ждали обещанного автомобиля, когда неподалеку внезапно рвануло.

— Лимонка, — определил один из сопровождавших красноармейцев.

— Совсем близко.

— Похоже, на Гончаровской.

— Скорей туда! — Иосиф Михайлович сдвинул кобуру и, расстегивая ее на бегу, помчался первым.

Добежав до Гончаровской, увидели кучку матросов. Один из них, устрашающе толстый, в фуражке-мичманке с миниатюрным козырьком, весь в пулеметных лентах, едва держался на широко расставленных коротких ногах. Расклешенные брюки придавали ему сходство с приседающим цирковым слоном. Другой, усевшись прямо в пыль и вытянув перед собой ноги в еще более невообразимых клешах поверх стоптанных сапог, отмахивался маузером от своих товарищей, неловко пытавшихся поднять его и нахлобучить свалившуюся бескозырку. Еще несколько сосредоточенно покачивались на месте, будто колеблемые ветром, хотя ветра не было.

— Нализались, дьяволы!.. Кто такие, из какой части?

— А пош-шел ты, комиссар!.. И-эх, ябы-лачы-ко! Куды ты кот-тишь-си…

Иосифа Михайловича захлестнула ярость:

— Предъявить документы! Сдать оружие!

— Полундр-ра!

Увидев в руках явно не намеревавшегося шутить молодого комиссара наган и наставленные штыки подоспевших следом красноармейцев, пьяные матросы кое-как подняли из пыли сидевшего и поволокли его прочь, все пытаясь пристроить на мотавшейся голове бескозырку и отобрав на всякий случай маузер. Один лишь толстяк в пулеметных лентах и мичманке все еще стоял, покачиваясь и тупо глядя перед собой. Убегавшие остановились, оглянулись.

— Полундра! Боцман остался! Бо-оцман, эй!

— И-й-я н-не б-боц-ман, — с превеликим усилием сумел выговорить тот, по-младенчески пуская пузыри из губастого рта. — И н-не л-лоц-ман… Я п-п… пр-р… пр-ро-сто К-кацман…

Красноармейцы невольно рассмеялись, а толстый боцман вдруг повернулся к ним широченной, в лентах спиной и, почти не шатаясь, с неожиданной легкостью и скоростью зарысил к ожидавшей его братве, там подхватил одной рукой того, который упорно валился в пыль, понес его, брыкающегося, опередив остальных. А те, удаляясь вслед за боцманом, пальнули наугад из маузера, но, к счастью, ни в кого не попали.



— Не отвечать огнем! — приказал Иосиф Михайлович. — Попробуем задержать их.

Но тут, откуда ни возьмись, выкатился шальной извозчик с бравыми, как у ротмистров, усищами. Он осадил высокую костлявую клячу так, что дуга и хомут едва не наползли ей на безнадежно грустную морду. И вся компания матросов тотчас умудрилась взгромоздиться в осевший под их тяжестью экипаж. Извозчик лихо гикнул, кто-то свистнул, и облепленный матросней экипаж укатил прочь, скрывшись за ближайшим поворотом.

Иосиф Михайлович убрал наган, застегнул кобуру. Красноармейцы все глядели туда, где только что еще виден был экипаж с матросами.

— К пристани ускакали.

— Это не из тех ли, которых главком за решетку упрятал?

— Вряд ли. Откуда тем взяться? Эти при оружии, а тех разоружили.

— Все же молодцы матросики. Своих в беде не оставляют. Без боцмана не ушли. Ей-ей, молодцы!

— Не молодцы, а свиньи! — вскипел Иосиф Михайлович. — Пропивать революцию…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века