Крытая телега возвышалась у крыльца круглой, будто выточенной из тыквы надстройкой со слюдяными оконцами. Она была тщательно очищена от сена и запряжена коротконогим коньком с хулиганистыми карими глазами и смешно топорщащейся на лбу рыжей гривой. Буян топтался рядом, то приближая морду, чтоб разглядеть конька повнимательнее, то отстраняясь, удивленно фыркая. Тот, дурашливо склонив голову набок, переступал ногами в упряжи и повиливал хвостом, точно собака.
— Откель такое чудо? — притворно удивился Ягайло.
— У хозяин сторговала, — ответила Евлампия, выходя из-за повозки и влезая на облучок. — За рубль. Удачно сторговала, такой конек два стоит, а то и больше. Отдай ему денежку.
Ягайло порылся в привязанном к поясу кошеле и достал серебряный кругляшок. Покрутил в пальцах и сунул обратно.
— Щас. Не хозяина то конь, а друга моего, убиенного недавно. — Ягайло обернулся к хозяину: — Не смотри на меня, как на аспида. Это я так на тебя смотреть должен, потому как на мертвом ты нажиться хотел.
Хозяин пискнул что-то умоляющее и скрылся за дверью.
— Вот ведь. — Девица была разочарована. — А я-то думала, что удачно сторговалась, еще пообещала, что, если не отдаст за рубль, ты придешь и бесплатно отберешь. Да так оно и вышло, — усмехнулась Евлампия. — По секрету скажу, витязь, он нам еще и на всю дорогу снеди надавал, только бы мы уехали поскорее.
— Чем же это мы его так расстроили? — удивился Ягайло.
— Как это чем? Мы ему постояльцев сколько поубивали? Ну, ты поубивал, — поправилась Евлампия, увидев недоуменно полезшие вверх брови витязя. — Это какая дурная слава про заведение пойдет? На все окрестные земли. А кто захочет здесь остановиться, чтоб живота лишенным быть?
— Так ведь я их не просто так убил! К тому ж уеду и больше, может, не вернусь никогда…
— Ты уедешь, а слава останется, — улыбнулась Евлампия.
Витязь почесал в затылке:
— Может, хозяину еще денег дать? Раз уж мы… я, — поправился он, увидев глумливую улыбку Евлампии, — его по миру пустил?
— Перетопчется. Да и ты, витязь, зря мошной не тряси. Денег-то больше не станет, а нам с тобой еще эва куда ехать.
«И то верно», — подумал Ягайло, снова почесав не покрытую шлемом и от того кажущуюся босой голову. Вслух же произнес:
— Больно умна ты чего-то, девка. Не прикидываешься ли?
— Да чего мне прикидываться? И зачем? Да и кем? Вот если б я тебе боярской дщерью явилась, тогда да, а это-то… — Она тряхнула застиранным подолом своего платья.
— И то верно. Ладно, поехали уже, а то что лясы о балясы точить.
Витязь тронул коленями бока Буяна, и тот размеренным шагом вышел за ворота. Евлампия тряхнула вожжами, конек поднапрягся, сдвинул тяжелую повозку с места и засеменил следом. Свернули на польскую сторону. Ягайло придержал коня и поравнялся с передком телеги. Некоторое время ехали молча, только стрекот кузнечиков, щебетание птиц да поскрип хорошо смазанных колес нарушали тишину.
— А пошто ж тут заставы нет? — удивилась Евлампия. — Как-никак земли чужие рядом, хоть и дружественные.
— То-то и оно, что дружественные. К тому же смысла нет тут дозоры держать. Если один лихой человек пойдет или разбойников шайка, так она тот дозор по лесу так и так обойдет. Или через болота, если не убоится. А если армия на нас двинется, то не здесь. Узка дорога, а по бокам места непроходимые, но для засад пригодные. С другой стороны они Полесье обходить будут, если что.
Евлампия кивнула. Замолчала, прислушиваясь к пению птиц и вдыхая свежие ароматы светлого лиственного леса. Витязю тоже не хотелось говорить, он склонил голову на грудь и даже слегка задремал, доверив выбор дороги верному Буяну.
Лесистая часть по эту сторону границы быстро закончилась, с двух сторон потянулись обработанные поля. Некоторые были не засажены, отдыхали, набирались сил под будущие посевы. Другие колосились тяжелыми стеблями созревающей пшеницы, зеленели кочнами капусты, краснели свекольной ботвой. И так до горизонта — все поля, поля, поля… На полдня пути одни поля. И только редкие деревья одиноко тянули к солнцу упругие ветви, нарушая однообразие. Людей видно не было, лишь один раз мелькнули вдалеке белые мазанки одинокого хутора, но от тракта к ним не нашлось даже ответвления.
— Слышь, витязь, а ты по-княжески ездил когда? — спросила девица.
— Ты это о чем? — не понял Ягайло.
— Ну, хочешь прокатиться, как князь?
— Не думал об том никогда, — нахмурился витязь.
— Залазь в повозку, а я тебя прокачу. В кои веки понежишь тело на подушках атласных да на шелках?
— Я как-то…
— Да не боись, залазь, — подзадорила его девица.
— И чего бы мне бояться? — Ягайло нагнулся в седле, распахнул дверцу и перекинув ногу через седло, прямо со стремени прыгнул внутрь.
Мягко приземлился на качающийся пол, огляделся. По стенам обивка из розового атласа, пришпиленного к стенам. На полу дорогой персидский ковер, в котором утонули его грязные сапоги. Два сиденья друг напротив друга, на них набросаны подушки, шкура медведя, чтоб покрывать замерзшие колени путешественников.