Витязь особого назначения

Девица хлестнула конька вожжами, возок поехал быстрее. Витязь отвел занавеску, отворил мутное окно и высунул голову наружу. Буян, меланхолично опустив голову, плелся за повозкой, отворачиваясь от поднимаемой колесами пыли. Евлампия подгоняла конька с каким-то совсем уж мальчишеским задором.

Ягайло скинул сапоги и рухнул на мягкое, набитое то ли пухом, то ли льняным чесом сиденье. Взгромоздил ноги на другое и блаженно пошевелил грязноватыми пальцами. Да, неплохо княжий сынок катается, не то что раньше, в седле, как настоящий воин. Хотя понятно, надо лицо перед иноземцами держать. Они-то, жидконогие, давно на коней не влезают. А ведь когда-то княжичи из знатных родов первыми бойцами были. Всегда впереди, на лихом коне. Всегда людей за собой вели. Это нынче мода пошла с пригорка полками командовать. Воин и не заметил, как задремал, убаюканный мерным покачиванием телеги.

Резкая остановка сбросила Ягайлу с мягких подушек на пол. Даже через ковер он чувствительно ушиб зад. Протер глаза, да как был, босой, хотел выскочить наружу и объяснить Евлампии, как нужно водить роскошные возки со знатными персонами внутри, да передумал, заслышав снаружи голоса. Слов не разобрал, один невнятный бубнеж, но интонации не оставляли сомнений. Нагловатые, с растянутыми гласными, они могли принадлежать только разбойникам. Да еще и таким, которые ушли в леса не от тяжелой жизни, а просто потому, что не хотели работать. Скорее всего молодым обалдуям, возомнившим себя вершителями человеческих судеб. Трусливые и неумелые в бою, они не нападали на охраняемые купеческие караваны, предпочитая одиноких путников или беззащитных крестьян. И тогда уж глумились всласть. А богатая повозка, да еще и с девчонкой на козлах да без охраны — это ж предел их мечтаний, светлый сон о полном господстве, пусть не над миром, так хоть над чьей-то судьбой.

Прислушиваясь к происходящему снаружи, он больше всего боялся за Евлампию, но та вполне натурально прикидывалась дурочкой, к тому же вполне пригодной для срамного пользования. Некоторое время за нее можно было не беспокоиться. Главное, чтоб они не сунулись к Буяну, конь терпеть и прикидываться не будет. Порасшибает копытами пару голов. Если у них луков или самострелов да рогатин нет, так ничего и страшного. А ну как есть?

Ягайло натянул сапоги, извлек из ножен саблю и положил на сиденье рядом с собой. Прислушался. Ага, шаги. К дверце. Значит, наконец решили проверить, что за гусь не боится ехать через их земли на столь роскошной телеге.

Слюдяное оконце заслонила тень. Латунная дверная ручка стала поворачиваться. Не дожидаясь, пока дверь откроется до конца, витязь шибанул по ней двумя ногами. Она резко распахнулась, впечатавшись косяком открывающему в лоб. Тот пойманным зайцем заверещал, отлетая. Прежде чем его лопатки коснулись земли, Ягайло был уже снаружи. Пропустив мимо себя наконечник вражьего копья, засветил эфесом сабли в переносье набегающему сбоку противнику. Уклонившись от кинжала, пнул ногой в живот другого, как раз пониже раскинувшего крылья на красном щите белого орла с маленькой золотой короной. Прежде чем тот, согнувшись, опустился к ногам витязя, тот занес лезвие над головой четвертого. Вояка уронил саблю, зажмурил глаза и прикрыл руками голову.

— Стой, витязь! — заорала Евлампия.

Ягайло остановил саблю и уставился сначала на скрючившегося перед ним и прикрывшего голову руками юношу, пнул его носком сапога в ляжку, заставив застонать и опуститься в дорожную пыль. Перевел взгляд на стоящую на передке и бешено машущую руками девицу.

— ???

— Не трогай его, он из знатных родов, на гербы взгляни!

Ягайло посмотрел, куда было сказано. И рубанул. В полете он развернул саблю в ладони, и удар пришелся плашмя, прямо по темечку едва убравшего от головы руки гербоносца. Тот закатил глаза и осел в пыль подгнившим снопом.

Витязь оглядел лежащих на земле супостатов. Одеты они были в длинные холщовые накидки, под ними виднелись черные кожаные куртки, на которых пятнами крови выделялись гербы, ведущие свою историю еще от Болеслава Храброго.[17]

— Жаль, что не из ближайшей деревни, — пробурчал Ягайло, сгребая за шиворот и вздергивая на ноги того, которого свалил последним. — А то отвели б к папке с мамкой, они б им батогов всыпали, чтоб путников проезжих не беспокоили. Или самим всыпать?

— Не надо их дальше обижать. Они знатные, вишь, одежка-то какая, может, даже из королевской дружины, иначе чего б им такие гербы на себя цеплять? А туда простых родов людей не берут. Нажалуются еще родителям, те нам мстить станут.

— Знатные, говорите? Вы чьих будете? И какие род-племя позорите на дорогах, аки тати? — спросил пленников Ягайло, но в ответ получил лишь набор ругательств, из которых знакомыми ему показались только «матка бозка» и «пся крев».

— О как, — картинно подивился Ягайло. — Ругаемся? А если по сопатке? — Свои слова он подкрепил покачиванием пред их носами костистым кулаком.

Поняли ли его пленники дословно или нет, было неясно, но интонацию определенно уловили и замолчали.