Витязь с двумя мечами

Гофмейстер остался в зале один, но и в одиночестве он сохранял такой чопорный вид, словно на каком-нибудь большом торжестве. Он так держался, будто пустое кресло, стоявшее перед ним, было самим императором, а колонны — знатнейшими господами и первосвященниками. Собаке, наверно, давно бы надоело лаять, и кошка давно бы перестала мяукать, а гофмейстеру хоть бы что: стоит как истукан и держит руку на длинном жезле с золотым набалдашником. В зал вошли два лакея и поставили вместо кресла громадный с позолотой трон. Истукан, как и полагается истукану, даже бровью не повёл. Потому он, наверно, и получил свою высокую должность, что мог несколько часов подряд смотреть, не мигая и не двигая зрачками.

И ещё он, наверно, время отсчитывал про себя, потому что часов в зале не было и никто ниоткуда не подал ему никакого знака. Но в тот самый момент, когда это было нужно, истукан шевельнулся. Он поднял тяжёлый, с набалдашником жезл, тринадцать раз ударил им об пол и надтреснутым голосом прокричал в пустой зал:

— Его величество император!

В то же мгновение вошёл император. Он шёл на своих журавлиных ногах, ступая саженными шагами. Толстуха императрица, мелко семеня, едва за ним поспевала. На императоре был длинный, красного бархата кафтан, который так болтался на тощем теле, будто достался ему с плеча чешского короля. На царственной птичьей головке торчали огромные уши, и кстати: не будь этих ушей, громоздкая остроконечная корона сползла бы императору на глаза. Корона — вещь дорогая, кроить её для каждой императорской головы особо было бы для казны слишком накладно. А чтоб у всех императоров за целое тысячелетие головы бы были одинаковы — такой счастливой случайности ещё не бывало на свете. Так вот, на головке августейшего старца корона походила на перевёрнутое лукошко, нахлобученное до самых бровей. К счастью, за семьдесят лет император научился передвигаться так ловко, что корона не слетала с его царственного чела. Он раскачивался под ней, как крестьянка, привыкшая таскать корзину на голове.

Императорская чета уселась на трон, и толстуха императрица заняла почти всё тронное место. Тощему императору с трудом удалось втиснуться и примоститься рядом.

Герцог же Ипполит пристроился так, чтоб рука царственной бабки покоилась на его плече. Затем императорское семейство окружили высокородные дамы и господа.

Когда наконец все места были заняты согласно, придворному этикету, гофмейстер опять шевельнулся как заведённый и трижды ударил жезлом об пол.

— Её высочество невеста!

Портьера, закрывавшая боковую дверь, раздвинулась, и вошла Йоланка. Она была ослепительно хороша. По огромному залу пронёсся шёпот восхищённого изумления. Толстуха императрица не выдержала.

— Чудо-красавица! — вздохнула она. Но тут же, повернув голову к императору, процедила сквозь зубы: — Безобразие… Как смеет девица не царского рода быть такою красоткой?

Ипполит по-дурацки захихикал.

— Правда, Ипполитик, — шепнула ему бабка, — миленькую невесту мы тебе подыскали!

Йоланка приблизилась к императорской чете и церемонно присела.

— Что же, прекрасная девица, согласна ли ты сочетаться браком с моим самым любезным внуком? — спросил император.

— Это большое счастье и великая честь для дочери венгерского вельможи, — ответила Йоланка, изобразив на лице притворную радость и избегая смотреть на герцога.

Одного мимолётного взгляда на него ей было довольно, чтобы понять: если взглянет ещё раз — не выдержит и выбежит из зала.

С тем же вопросом император обратился к герцогу:

— Наш милейший внук Ипполит, согласен ли ты сочетаться браком с этой юной девицей?

— С удовольствием, августейший дед, с превеликим удовольствием! — заорал герцог и захихикал.

— Раз вы оба согласны, станьте рядом, — проворчал император, — и примите моё отцовское благословение.

Ипполит подскочил к невесте, порываясь броситься ей на шею, но Йоланка зорко следила, чтоб он даже платья её не задел.

— Ах, какая прекрасная пара! — опять вздохнула императрица.

Император вытянул руку для благословения. Длинная, иссохшая рука протянулась над головами жениха и невесты.

— Стало быть, примите моё отцовское и императорское благословение.

Толстуха императрица тоже бросилась к ним и суетливо растопырила свои пальцы-лепёшки.

— Будьте всегда так прекрасны и счастливы, как в эту минуту.

Ипполит вытянулся и хлопнул рукой по мечу.

— Будем, будем прекрасны и счастливы! — пообещал он.

Но меч стукнул его по лодыжкам, и жених противно взвизгнул.

Опять гофмейстер стукнул жезлом об пол.

— А сейчас, — возвестил император, — мы отправимся в храм и свяжем вечными узами брака прекрасных жениха и невесту.

Весь зал пришёл в движение, императорская чета встала, только Йоланка не двинулась с места.

— Ах, папаша, ваше величество, — с мольбой обратилась она к императору, — зачем так спешить? Я не знаю ваших обычаев и могу напутать в брачном обряде. Нельзя ли попробовать сначала здесь?

— Попробовать? — рассеянно переспросил император. — Гм! Попробовать! Что ж, это можно. — И он трижды хлопнул в ладоши. — Эй, пастор! Пастор, пастор, пастор! Скорей сюда!