— Не нужно, — мотнула головой старуха, — я только посмотрю на вас, — и вперила свой изумрудный взгляд в их лица, — у вас есть два друга, о которых вы давно не имели известий. Вы думаете, что они спокойно живут, ожидая вашего приезда, но это не так.
— Что с ними? — мгновенно напрягся Акела.
— Тот, кого числят в покойниках, брагу пьёт и баб любит, а другой по краешку идёт и сам этого не знает.
— А попонятнее нельзя сказать? — об голос Барса можно было калёные клинки править. Но старуха его взгляд приняла бестрепетно.
— И рада бы, да не могу.
— Всё знаешь, а это нет?
— Ты, витязь, глазами на меня не сверкай. Что знала, сказала. Али, по-твоему, денежку твою не отработала? Так давай сдачи сдам, сколь скажешь.
— Прости, бабушка. Помоги тебе Даждьбог. Будем сами искать.
— То-то. Право, судари мои, я что могла — сказала, — скупо усмехнулась старуха, — погодите.
Оба обернулись.
— Возьмите, пригодится, — бабка протягивала им какую-то засушенную хвойную веточку, похожую на отросток туи.
— Исполать тебе, бабушка, — поклонился Акела, усвоивший уже, что в этом языческом мире слово «спасибо» никто не понимает, — а что делать с ней?
— Когда уже будете проезжать светловодский лес, на привале бросьте в костёр. А вон того мясника здорового видите?
Они повернулись — здоровый рыжий мясник был на прежнем месте.
— Видим, и что?… твою мать… — растерянно выругался Акела. Бабки на прежнем месте не было, словно в воздухе растаяла.
— Да, — серьёзно сказал Барс, — пошли, Борисыч, командировочные и проездные выписывать. Я так понимаю, что Клим во что-то крутое встрял.
— Пожалуй. Насчёт пьянки и баб — это скорее к Соловушке относится, — и оба спешно зашагали к дому Ставра.
… Боярин, против ожидания, возражать не стал.
— Поезжайте, витязи. Воинская дружба — святое дело. Да и, к слову сказать, Кнез Великий сам покуда не знает, куда вас девать. Оставил он это на моё усмотрение. Вот вам грамоты Великого Кнеза, с ними вас любой послушает, как если бы ему сам Бран указал. Выручите друга — все вместе ко мне, много у меня с вами задумок связано, только вот время не пришло.
— Помоги тебе Сварог, боярин, — поклонились друзья, принимая из рук Ставра грамоты и тяжёлые мошны с серебром.
— Ништо. А чтобы у меня за вас сердце лишний раз не болело, дам я вам двух витязей в дорогу.
— Это ещё зачем? — поморщился Барс.
— За нами, что ли, глядеть будут? — напрямую резанул Акела.
— Да если и поглядят, — усмехнулся боярин, — что плохого? Али задумал чего неладное?
Вот ехидный старикан! Одна улыбочка чего стоит.
— Не люблю чужих глаз, — устало сказал Акела, — в таких делах я должен каждому доверять.
— Да они не так чтобы очень уж и чужие, — Ставр подошёл к двери и открыл её, — заходите, молодцы!
В комнату вошли… Серж с Малышом.
— Этих берете?
— Этих? Да запросто, — засмеялся довольный Барс, обмениваясь с ними рукопожатиями.
— Вот и ладно. Когда в дорогу?
— Да, пожалуй, что с утра. На ночь как-то не с руки.
— Тогда доброго пути, отдыхайте, набирайтесь сил. А ты, — добавил он, обращаясь к Барсу, — до княжеского терема меня проводи.
Когда они ушли, Серж с Малышом тоже заторопились. И в дорогу собраться надо, да и попрощаться кое с кем. В итоге он остался в гордом одиночестве и от скуки принялся анализировать ситуацию.
Не придумав ничего умного, он крепко уснул.
Глава 4
«…Если есть там соловьи, все разбойники…»
Слава, грустно подперев ладонью щёку, смотрел в окно. Настроение было, как говаривал Борисыч, хреновато-задумчивое. Погода тоже не радовала. Какая-то серая хмарь, дождя нет, но и солнышко не шибко-то балует. Сама по себе жизнь в деревне его не угнетала, — деревенский он и по рождению и по жизни. Труд крестьянский был делом насквозь привычным. Хоть и времена другие и места, — дальше некуда (шутка сказать — другое измерение), а вилы, они и в Африке вилы.
Лето подошло к концу, в Грушевке началось время заготовок. Уже скошены хлеба, убраны репища, отлущили горох. С огородов убрана последняя морковь да редька, уложены и перестелены соломой румяные зимние яблоки. Наносили бабы да девки красные из лесу ягоду малину, сизую чернику, голубику с дымчатым налётом, не прошли и мимо боровой бруснички и алой клюковки. Насушена для пирогов клубника, земляника отварена в меду.
В погребах уже ждали своего часа кадушки с солёными рыжиками, исходили смородно-укропным духом крепкие груздочки. Бочки с квашеной капустой спущены сюда совсем недавно, — будут зимой и щи наваристые и, при случае, есть чем привести в порядок голову после праздничных возлияний.