Витязь специального назначения

Охотники вели за собой несколько уцелевших от зверья и прибившихся к стаду коней. Бабы, плача от радости, разводили по новым дворам кормилиц с раздутым выменем, сочащимися молоком сосками и, подхватывая вёдра, спешно доили.

Вечером «штаб» во главе с Савельевной собрался опять у Клима с Милоликой. Решено было Славке, Весняку и молодому мужику Вихорко, повидавшему, несмотря на возраст, свет, завтра же с утра ехать в город с товарами. Савельевна, Милёна и кузнец ещё долго обговаривали — как заготовить корма свалившемуся на голову стаду.

Благо, что Мельник был мужиком прижимистым, тянул в дом всё, что мог, и ничего не выбрасывал. Вот и углядела, что в его сараюшках напихано, нашлись в них и конные сенокосилки, и грабли, молотилка да плуг. Савельевна мысленно перекрестилась — и то, словно невидимый ангел-хранитель берёг их Леоновку от гибели. Да, много чего интересного в той сараюшке лежало, одно слово — куркуль. Обсудив ещё много других важных хозяйственных вопросов, они разошлись далеко за полночь.

Утром, как поётся, «были сборы недолги…». Мешки с товарами и провизией были заготовлены ещё с ночи. Заседлав себе коней и навьючив тюками двух заводных, мужики попрощались с жёнами, поклонились людям и прыгнули в сёдла. Услышав за спиной всхлип, Клим резко обернулся — привалившись к столбу, стояла бледная, закусив до крови губу, Милолика. По застывшему, как маска, лицу медленно текли слёзы.

…Дорога и впрямь была заброшена давным-давно. Кое-где ещё проглядывала брусчатка да стук копыт, несмотря на густую траву, напоминал о том, что они едут не просто по просеке. Кое-где среди камней зеленели уже похожие на маленьких дикобразов пушистые метёлочки молодых сосёнок.

Поблескивали мокрыми шляпками в густой траве крепенькие маслята. Где целыми семейками, а где врассыпную. Из-под пушистого куста выкатился, прямо под копыта лошадей, подслеповатый ёжик. Потешно зафыркав, он развернулся и громко затопал восвояси. Подобрав попавшегося на пути большого жука, ёжик с отменным аппетитом захрупал его, словно сухарик. Зубки при этом обнаружились довольно острые и внушительных размеров.

Ещё лет десять — и никто не догадается, что здесь была когда-то настоящая торная дорога. Лес постепенно всё плотнее обступал её, само небо над ним, казалось, становилось темнее.

Проехав через чащобный участок, вспугнули молодого кабана. Тот заполошно ломанулся, сметая тушей мелкий осинник и кусты, из какого-то озорства посвистали во след. Эх, вот бы где поохотиться всласть, с ночёвкой у костра да под хорошую водочку в их тёплой компашке. И не в этом месте, где молодая поросль практически покрыла дорогу, а в добром лесу. За такими мыслями чащобник расступился и путники оказались на просторной опушке. В центре её высился огромный старый дуб. Славкин конь неожиданно остановился, ткнувшись в круп резко вставшего коня Вихорко.

— Ты чего встал?

— Тихо, — одними губами шепнул тот, — кажись, нарвались.

— На кого ещё? — так же тихо спросил Клим, от голоса спутника по спине пополз противный холодок, рука сама сняла с плеча ремень самострела.

— Соловьи-разбойники. Потом! Давай потихоньку назад…

Но было уже поздно. С нижних ветвей дуба на землю спрыгнули три коренастых фигуры.

— Эй, прохожие, сами всё отдадите или биться будем? — послышался резкий, высокий, странно вибрирующий голос. На плечах здоровяков лежало по огромной дубине. Впрочем, выглядели они не шибко-то грозно. Несмотря на массивные торсы и длинные мускулистые руки, ростом они вряд ли достали бы ему до плеча.

И у себя в деревне и в городе Славик никогда не боялся разборок. Ни умом, ни силой Бог его не обидел. Даже в смутные годы перестройки, встречаясь на «стрелках» с наезжающими на него «братками», он умел оставлять последнее слово за собой. При этом, что характерно, не доводя до конфликта и не давая малейшего повода придраться,

— А чего хотели-то, мужики? — мирно спросил он.

— Нишкни, может, хоть живыми отпустят, — ткнув его кулаком в бок, испуганно прошипел побледневший Весняк. В ответ на вопрос Клима коренастые издевательски захохотали. Голоса у них были какие-то странные — гулко-визгливые, на грани слышимости. И не бабьи, вроде, но всё же… несерьёзные какие-то голоса.

— А ты чего за самострел-то схватился? — в тонком, как у евнуха, только очень громком, голосе слышалась явная угроза.

— Мой самострел, хочу и хватаюсь, — Слава приподнял уже заряженное и взведённое оружие, — уйди с дороги — будешь цел.

Он уже понял, что добром не разойтись и ждал только первого угрожающего движения. Просто спустить тетиву не давали стереотипы человека двадцать первого века. По лицу спутников он видел, что с жизнью они уже простились.

— Дурак, — убитым голосом прошептал Весняк.