Кто-то осторожно поскрёбся в его дверь, почти неслышно. Хан подумал почему-то, что это, наверное, Реджи - за столом она то и дело с тревогой на него взирала, несмотря на весёлую болтовню про "бан-ник".
- Входи, - устало разрешил он, спуская ноги с кровати, и потёр обеими ладонями лицо.
Но это оказался Рик.
* * *
Вот кому пришлось гораздо хуже, чем Хану, хотя в больнице ему выдали обезболивающее. Его симпатичное лицо ещё сильнее распухло, и вообще он был похож на жертву автокатастрофы. Хан только языком сожалеюще цокнул, разглядывая его.
- Чего не спишь? Больно? - сочувственно спросил он и встал.
Рик качнул головой и коротко отозвался:
- Неважно. Тебе больнее.
Голос его был тихим и хриплым, а взгляд - тревожным.
Хан мгновенно понял, о чём он толкует. Вернее, о ком.
- Мы же воевали вместе. Он меня прикрывал. Всегда. Всегда, - глухо и сбивчиво проговорил он, чувствуя, как садится голос. - Полковник наш рождён был хватом, слуга царю, отец солдатам... - пробормотал он по-русски и стиснул зубы. - И тут... из-за бабла... просто из-за бабла... это хуже, чем когда меня духи подстрелили, - он с силой выдохнул, пытаясь успокоиться, и кое-как улыбнулся. - Ничего, я тогда выжил и сейчас выкарабкаюсь. Ты не переживай...
Он запнулся.
Рик стоял так близко, что он чувствовал тепло его тела. И смотрел в упор. Не шевелясь. Не произнося ни слова. Но Хан вдруг понял, зачем тот пришёл сюда - понял так ясно, как если бы Рик сам об этом сказал.
Он пришёл его утешить. Так, как умел. Как хотел
Хан затаил дыхание.
"Химия".
"Ты отдаёшь человеку себя. Как и он. Это полное доверие, абсолютное..."
Так, всё. Хорош.
Он сцепил руки за спиной, чтобы не коснуться Рика. Чтобы не задеть собственный спусковой крючок. Прикусил губу на миг. И спросил почти беззаботно:
- Ты обезболивающее принимал?
- Нет ещё, - тоже помедлив, чуть удивлённо отозвался Рик.
- Это хорошо, - вздохнул Хан и шагнул мимо него к двери. - Тогда пошли. Узнаешь, как русские мужики в горе утешаются и от рефлексий избавляются. Давай, пошли.
Рик снова помолчал. Потом глубоко вздохнул и поднял на Хана потемневший взгляд. У того даже сердце защемило, таким растерянным и беззащитным он был... но он решительно потянул Рика за собой.
Они спустились по лестнице в столовую, и Рик, натянуто улыбаясь запёкшимся ртом, подошёл к кухонному бару. Распахнул его, достал бутылку "Белой лошади" и взвесил в ладони:
- Ты про это?
- Поставь фигню на место, - командирским голосом распорядился Хан, чуть усмехнувшись. - Сейчас ты будешь инициирован в настоящие русские мужики. Только Реджи надо взять с собой. И Лорда. Нельзя их тут одних больше оставлять.
Он думал, что Реджи придётся нести на руках, но она, к его изумлению, сбежала по лестнице бодро, как девчонка, едва Рик ей позвонил, - открылось второе дыхание, как у остальных. Лорд следовал за ней.
Они вышли наружу, и Хан снова поставил дом на охрану. Все пошли через лесок, светя перед собой фонариками и время от времени почёсываясь. Комаров в лесу никто не отменил, но в траве трещали кузнечики, и тёплый ветер пах летом и солнцем.
Когда они подошли к посёлку, Хан смело постучал в окошко крайней избы, зайдя в маленький, чисто выметенный, но даже не огороженный дворик. Остальные озадаченно и неловко топтались позади него.
- Баб Маш, - торопливо сказал Хан, когда из-за оконной створки высунулась старушечья голова, повязанная белым платком. - Самогонка есть?..
Самогонка нашлась. Хан не зря привёл гостей именно сюда. Баба Маша гнала лучшую в посёлке табуретовку.
Они сели пить её там же, на длинной лавке вдоль стола в избе бабы Маши, которая молча поставила перед ними на выскобленную добела столешницу литровую бутыль с прозрачной жидкостью, миску с квашеной капустой и солёными огурцами. А ещё - корзинку с крупно нарезанной ковригой ржаного хлеба, гнутые вилки и три гранёных стакана. Потом подумала и добавила ещё один.
Лорд, усевшись на домотканый половик, внимательно и с укоризной взирал на это безобразие.
Хан первым опрокинул в себя содержимое своего стакана, коротко выдохнул, крякнул, покрутил головой и смачно хрупнул огурцом. Рик смело последовал его примеру, но всё-таки закашлялся, и Хан заботливо постучал его по спине.
Реджи с опаской понюхала свой стакан и простонала:
- Какой ужас!
Посмотрела на Рика, на Хана... и осушила стакан одним глотком. Хан быстро подсунул ей огурец.
- Молодчина, девка! - басом одобрила баба Маша и тоже выпила. Отломила кусочек хлеба, сунула в рот и строго добавила: - Ну вот, остальное пусть мужики пьют. А нам хватит. Мы пока споём.
Она размотала свой платок - на плечи ей упали седые жидкие косы - оперлась на стол локтями и завела сильным грудным голосом:
- Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось...
И Хан подхватил, глядя, как у Реджи, которая тоже облокотилась на стол, по бледным щекам покатились слёзы. По щекам, по рукам, капая на столешницу.
- Ха-ани... - прорыдала она, отчаянно взирая на него.
"Ох, пропадёт, он говорил, твоя буйна голова..."