Витязь в кошачьей шкуре (СИ)

— А ты, — он поглядел на Василия, — или на нем вон верхом, или по перилам перейдешь. Найдете Василису — кланяйтесь ей от меня. А, слово заветное… «Тетеха, недотепа, где годовой отчет⁈» А она отзыв: «Входящие проверь!»

Севериныч закряхтел:

— Тьфу, не запомните!

И призвал перо с чернильницей и бумагу.

Пока перо записывало пароль, люди добрые снаряжали путешественников в дорогу. Несли еду, питье и теплые вещи. Часть Севериныч отодвигал, оставляя для бедных. Часть складывал в узел. Навьючил волка и в пояс поклонился мохнатым:

— В добрый путь.

И долго махал забинтованной рукой, глотая слезы, хотя и велел им обоим не оглядываться. Волк позволил Василию усесться верхом, и до Калинова моста домчал с ветерком. Принюхался, отыскал под кустом сапоги. Сафьяновые. Две пары. С горем пополам и с помощью баюна обулся.

Вцепившись в шкуру серого когтями и распушив хвост, Василий въехал в Навь. Оставалось всего ничего — найти Лушу. И спасти.

Глава 17

Кощеев замок возвышался грудой камней и казался пыльным, неприютным и пустым. Слуги гостей не встречали. Их вообще видно не было. Стражи не было тоже. Только во дворе девушка в малахитовом платье выбивала палкой цветастый, с огромными розами, половичок.

Волк с баюном уставились на нее. Она вздребеднула густыми ресницами, двумя бирюзовыми озерами просияли огромные глаза.

— Лягушка!

Баюн стукнул волка лапой. Но красавица уже услышала. Широко улыбнулась, приклоняя голову к плечу:

— Между прочим, царевна. Василиса, — и, переложив палку, протянула для пожатия крепкую ладонь.

— Ты нас понимаешь? — уронил челюсть Василий. Даже сперва забыл, что заветное слово надо вручить. И отзыв проверить заодно. Но чуть погодя все сделал правильно. Тезка отозвалась без запинки:

— Входящие проверь!

И громко рассмеялась:

— А почему нет? Я сама наполовину зверь. Есть хотите?

Волк умильно застучал по земле хвостом-поленом.

— Нельзя в Нави есть! — строгим шепотом одернул его баюн.

— Смотря что и сколько, — расхохоталась лягушка (и, на минутку, лучший шпион Севериныча), вдругорядь показывая мелкие белые зубки. — И где. Не бойтесь, идите за мной. Да не оглядывайтесь так. Нет дома Кощея. Он Лушу дальше повез, чтобы лучше спрятать.

— А ты откуда знаешь? — спросил Василий непримиримо.

Василиса пожала плечами:

— Так я ж Премудрая!

— А почему больше в витрине не сидишь?

Она рассмеялась:

— О! Это история длинная. Я вам другим разом ее расскажу. А сейчас времени терять некогда.

И распахнула полукруглую дверцу на кухню.

В кухне дым стоял коромыслом. Все шкворчало, парилось и пахло так, что у Василия живот подвело. Но он решил держаться. И волку наказал.

А еще показалось баюну, что у плит и духовок управляются прозрачные пеньки с ручками-веточками и огромными глазами. Он даже головой потряс.

— Не кажется — не кажется, — засмеялась Василиса. — Мамки-няньки мои, кикиморы домовые.

Отодвинула доску с присыпанным мукой комом теста на каравай и раскрыла на столе большую книгу с красивыми буквицами заглавий.

— Кулинарная?

— Можно и так сказать, — свет Витальевна захихикала. — Ты не представляешь, сколько полезного можно узнать, прикидываясь дурой.

И кивнула головой на изукрашенный лентами и цветными нитками веник, поставленный у порога прутьями вверх. Василий попытался припомнить, где читал о таком, но уж слишком волновался за пропавшую Лушу, чтобы думать о чем-нибудь постороннем.

— Та-ак… — Василиса расстелила посреди кухни большой плат. — Чтобы пройти Навь и Лушу твой найти, нам нужны подарки тех, кому вы помогли.

Василий задумчиво поскреб лапой плитки пола:

— Мы расследовали…

— А не помогали? — сушила зубки Василиса. Издевается она, что ли?

— Ну, сапоги… — волк охотно продемонстрировал сафьяновую обувь. — От обокраденного Дормидонта.

— Вот, — сделала такой жест красавица, словно поправляла на переносице очки. И взмахнула рукавами. Поднялась мучная пыль. Баюн с волком зачихали.

А на плат упали из воздуха позолоченная ежиная иголка, топор-самосек и пара молодильных вишен.

— А говорили… — Василиса закусила кончик вороной с прозеленью косы, чтобы вовсе уж не смеяться. — Угощайтесь пирогами. Остальное я сама принесу. От меня.

— А мы тебе разве… — осторожно начал Василий.

— Еще как спасли! От бахвальства и самоуверенности.

И звонко шлепая туфельками по полу, унеслась.

Василий заметил, что ведет она себя совсем не так, как тогда, у Смородины и золотой кареты, когда зачаровала Вертлюжинских мужиков.

Вернулась свет Витальевна скоро. Уложила на тот же плат запечатанный горшок, подписанный «масло», свернутое нарядное платье, бусы, зеркальце и коробку.

— С косметикой, — пояснила она. — Яга своей Гулишне отродясь не дарила. А с дарами та будет уступчивей. И поможет. Вишни тоже для нее, пусть станет юной красавицей. Как распорядиться топором-самосеком и ежиной иголкой, поймете сами.

Вася сел, упираясь на лапы, и глянул на хохотушку искоса:

— А ты не сердишься, что мы тебя тогда Кощею вернули?

Лягушка громко фыркнула:

— Так работа моя здесь. И в библиотеке не все книги читаны. Пока жених-царевич подрастет, как раз успею.