В Севастополь он попал по просьбе, обращенной главнокомандующим Меншиковым к Горчакову. Меншиков нуждался в подобном боевом генерале, и то, что он слышал о Хрулеве, вполне отвечало его желанию. Так, в январе 1855 года в Севастополе появился генерал совершенно необычайного вида: он сидел на белом кабардинском коне; на нем была лохматая кавказская папаха и бурка; стремена его были похожи на волчьи капканы; черные усы его были лихо закручены; глядел на всех он прямо и чуть-чуть насмешливо; голос имел редкостной силы; солдат называл не «ребятами» и не «братцами», а «благодетелями».
Так как Меншиков вызывающе-необычайного не любил, то и нового генерала послал в отряд, блокировавший тогда Евпаторию. Отряд этот находился под начальством кавалерийского генерала барона Врангеля, и Хрулеву, как артиллеристу, была вверена вся артиллерия.
Между тем турки сосредоточили в Евпатории довольно большие силы, и в иностранных газетах писали, что назначение этих сил — идти к Перекопу, захватить его и тем отрезать русскую армию в Крыму от сообщений с остальной Россией.
Николай I требовал от Меншикова немедленного штурма Евпатории. Меншиков же понимал, что этот штурм совершенно излишен, так как турки не рискнут идти на Перекоп, а штурм не обойдется без больших жертв людьми.
Однако приказ императора непременно штурмовать Евпаторию кто-то должен был выполнить, и это вызвался сделать Хрулев.
Он подготовил это предприятие очень старательно, хотя и понимал, что военные суда англо-французов, подошедшие к Евпатории, не дадут утвердиться в этом городе, как бы удачен ни был штурм. Как и Меншиков, он знал, что вообще вся эта затея совершенно бесцельна и является прихотью стратега из Зимнего дворца. Поэтому Хрулев ограничился только бомбардировкой Евпатории из ста орудий, отменив в решительную минуту штурм и отведя войска.
«Неудача» под Евпаторией ускорила смерть серьезно больного Николая I, но зато заставила Меншикова надлежащим образом оценить Хрулева, и он перевел его в Севастополь и сделал начальником одного из самых ответственных участков оборонительной линии — Корабельной стороны, где были первый, второй и третий бастионы и знаменитый Корниловский бастион на Малаховом кургане.
Здесь-то главным образом и протекла полугодовая деятельность Хрулева, создавшая ему славу одного из самых блестящих защитников Севастополя.
Свою картинную внешность Хрулев вывез с Кавказа, где служил перед Дунайской кампанией. С белого коня он не пересел на вороного или гнедого и бурку с папахой не заменил серой шинелью и фуражкой. Потому ли, что хотел оригинальничать? Нет, тут было другое.
Хрулев держался убеждения, что начальник должен быть издалека виден своим подчиненным, виден даже и ночью, — вот почему конь его был белой масти. Что же касается папахи и бурки, то, разумеется, они очень выделяли того, кто их носил, из общей массы людей, одетых в униформу.
Конечно, и сидевшие в окопах стрелки противника тоже отлично разглядели оригинального русского генерала. Однажды на перемирии для уборки убитых и тяжелораненых появился Хрулев на своем коне, и сейчас же пошло по французским рядам: «Это — генерал Хрулев! Генерал Хрулев!..»
Удобство быть всюду видным своим солдатам сопровождалось, таким образом, большим неудобством быть заметным и для противника, представлять для него прекрасную мишень. Но это тоже входило в расчеты Хрулева, так как показывало своим, что он не прячется ни от пуль, ни от прицельных снарядов.
Хрулеву повезло — убит он не был, несмотря на то что каждый день давал эту возможность стрелкам противника. В Севастополе в конце февраля 1855 года, когда попал туда на службу Хрулев, трудно было удивить храбростью даже и пехотных солдат из новобранцев, а не только старых матросов. И однако же это вполне удалось Хрулеву.
Зато и влияние его на солдат и матросов было совершенно исключительным. Никто из генералов не был так любим ими, как Хрулев, ни к кому не относились они с таким непоколебимым доверием, как к нему.
На Корабельную сторону с ее центром — Малаховым курганом — было обращено все внимание англо-французов. Но здесь они встретили в лице Хрулева энергичного и умелого руководителя обороны. В решительные моменты, во время штурмов позиций противником, Хрулев находил возможность и с малыми силами наносить врагу большие потери, парализовать его первоначальные успехи, вторгаться во время крупных вылазок в расположение его траншей.
Когда, по мысли Тотлебена, впереди линии укреплений Корабельной стороны сооружены были Волынский, Селенгинский и Камчатский редуты, стычки из-за них с французами сделались очень часты. Хрулев конечно, с согласия главнокомандующего князя Горчакова, развил одну из таких ночных стычек до размеров довольно большого сражения, окончившегося разгромом французов. Это сражение, в ночь на 11(23) марта 1855 года, требовало большой обдуманности со стороны Хрулева, так как силы, которыми он располагал, были меньше сосредоточенных французами, а передовые линии французских траншей охраняли зуавы, считавшиеся лучшими французскими войсками.