Витязи морей

Французы были выбиты из южной части селения, но упорно держались в северной, и, когда третий батальон Финляндского полка под командой полковника Жерве обошел деревню, он наткнулся на превосходящие силы.

Место боевой схватки оказалось тесным, так как французы получили подкрепление. Сзади русских тянулась каменная стена, и, когда барабаны забили отбой, солдаты перебирались назад через эту стену. Но большинство офицеров батальона, столпившись при девятой роте, были ранены, как и сам полковник Жерве, а другого пути отступления не было — остатки батальона оказались плотно окружены французами.

И вот французы увидели, как одного за другим брал своих раненых офицеров на руки рослый плечистый гвардеец, украшенный белым крестом. Он поднимал их до гребня стены, откуда они валились вниз в безопасное для себя место, в сад. Последним был отправлен таким же образом за стену полковник Жерве, который был хотя и легко ранен, но оставался уже батальонным без батальона и вот-вот мог очутиться в плену.

Пока гвардеец был занят этим, около него отбивались еще штыками десятка два человек первого взвода роты. Но вот упал из них один, другой… вот падает третий, проколотый штыком…

— Держись, братцы, крепче!.. Э-эх, двух смертей не бывать, одной не миновать! — закричал Коренной, начиная работать штыком так, как только он мог работать.

И французы попятились — сразу шире стало место около стены.

— Эй, не сдавайся, ребята! — кричал, ободряя других, Коренной, хотя и видел, что помощи ждать неоткуда, а французов было тридцать против одного.

И никто не сдался. И все легли на месте, как герои. Оставался один Коренной. Он был уже ранен в нескольких местах штыками, он был весь полосатый от крови, но, прижавшись к стене, парировал удары и наносил их сам, пока не сломался штык у хомутика. Тогда перехватил свое ружье Коренной и начал действовать прикладом, как дубиной…

И такое уважение к себе внушил Коренной французам, что, когда упал он наконец на кучу тел, около него стали почтительно: никто не осмелился его добить.

Напротив, насчитав на его теле восемнадцать штыковых ран, недавние враги уложили его на носилки и отнесли на перевязочный пункт. Французские лекари, удивляясь крепости кованых мышц русского солдата, пришли к выводу, что из всех восемнадцати полученных им ран нет ни одной опасной для его жизни. И действительно, тут же после перевязки Коренной встал на ноги.

Наполеон имел обычай посещать раненых на перевязочных пунктах, сделал это он и теперь, и, когда увидел Коренного и услышал доклад, при каких обстоятельствах был взят он в плен, он поразился.

— За какое сражение он получил крест? — спросил полководец.

Коренному кое-как перевели вопрос Наполеона, и он ответил коротко:

— Бородино.

— A-а… Бо-ро-ди-но…

Перед баловнем побед, только что покинувшим поле сражения, которое он не считал бесповоротно проигранным, встала картина страшного боя под Москвой. Об этом бое впоследствии, на острове Елены, писал он как о самом ужасном из пятидесяти данных им сражений.

Живым напоминанием о нем был теперь вот этот сплошь израненный и все-таки мощный русский гвардеец, спасший всех своих офицеров и державшийся в рукопашной дольше всех солдат…

«Маленький капрал» потрепал по плечу Коренного и сказал своим адъютантам:

— В завтрашнем приказе по армии объявить о подвиге этого русского героя… Поставить его в пример всем моим солдатам… Из плена освободить, как только он в состоянии будет добраться до своих…

И на другой день Леонтий Коренной попал в приказ по французской армии, подписанный самим Наполеоном, как образец для подражания даже и французским гренадерам, удивлявшим геройством весь мир.

В Финляндском полку спасенные Коренным офицеры, собравшись через неделю после «битвы народов», жалели о том, что полк лишился своего «молодчаги», и вдруг он предстал перед ними, хотя и с забинтованной головой, и с подвязанной к шее левой рукою, и еле передвигавший израненные ноги, но бодрый, и браво отрапортовал своему ротному:

— Вашвсокбродь, честь имею явиться: из плена прибыл!

1940 г.

МАТРОС ПЕТР КОШКА Отрывок из эпопеи „Севастопольская страда“

 Интервенты обкладывали Севастополь хотя и с одной только стороны, но соблюдая все правила осадной войны. На сближение с бастионами русских они подвигались быстро, руководимые опытным французским военным инженером Бизо.

Зигзаги их апрошей[7], сколько бы ни задерживал работу над ними твердый каменистый грунт, шли неуклонно вперед, а в ложементы[8] их, параллельные линиям русской обороны, залегали стрелки, борьба с которыми делала вылазки неизбежными, как бы ни были по трофеям ничтожны их результаты.