Витим Золотой (Роман 2)

- Зря важничаешь, голубь мой. На приисках-то ваших не ахти какие дела...

- Ты лучше о своих делах думай, а наши предоставь уж нам, грешным, обиженно проговорил Белозеров.

- Да ведь нигде на золотых приисках нет столько беспорядков, сколько у вас на Витиме и на Олекме. Эта ваша зараза и к нам на Урал проникает. Мало того, что у вас там люди, как скоты, живут, вы еще и несусветную спекуляцию развели!

- Если поверить, то на твоих шахтах вроде как рай божий... - поджав губы, зло усмехнулся Белозеров.

- Рай не рай, но я становым воли не даю. А у вас они там цари и боги! А рабочие живут в промерзлых стенах.

- А ты что хочешь, чтобы я для них дворцы строил?

- Зачем дворцы? Не нужно только забывать, что они тоже люди-человеки и в условиях вечной мерзлоты добывают песочек волшебный... А у вас там даже с брюхатыми бабами не считаются. А урядники так это чистые кобели.

- По своим судишь?

- Не без этого, конешно... Но я своим за это в зубы даю!

- Щедро! - захохотал Белозеров. - У тебя, наверно, и социалистам тоже рай...

- Я, голубь, и с этой публикой компанию вожу. Когда они у меня под руками, я все ихние намерения насквозь вижу...

- Какой прозорливый!

- Уж какой есть, милок. Я ведь тебе дело говорю, а ты посмеиваешься. Еще раз толкую, что люди нам золотишко моют, а ты их коровьими челюстями кормишь, вместо денег талоны даешь. А приказчики твои заставляют принудительно покупать по этим талонам ненужные товары по удороженным ценам. Гляди, как бы такие махинации не стали себе дороже...

- Да ты-то о чем хлопочешь, любезный? - не вытерпел Белозеров.

- Раз я акционер, значит, свой вклад в деле имею, - резонно возразил Доменов.

- Сиротская поди доля, - подзадорил Белозеров.

- Какая бы ни была, голубок, но доля.

- Какая же все-таки? - допытывался Белозеров.

- Да уж не столько, сколько у Путилова или Вышнеградского, не говоря уж о лорде Гаррисе. Он-то поди купил вас и с крохами и потрохами...

- Он, как и ты, сам хозяин своим деньгам.

- Я в его карман не лезу, а он в нашем постоянно ручки греет. Плохие мы патриоты, вот кто мы! - сердито заключил Авдей Иннокентьевич.

- Отчего же плохие? - ленивым голосом спрашивал Белозеров. Он уже больше не боялся этого уральского самодура, как о нем говорили. - Почему же плохие? - поцеживая из рюмки настойку, переспросил Белозеров.

- Потому, что переоцениваем сами себя и наши возможности! - повысив голос, резко проговорил Доменов.

- Как это прикажешь понимать?

- Плюем рабочим в лицо. Боюсь, что они эти плевки нам же возвратят, и с лихвой...

- Ах вот ты о чем! Дело известное, испытанное...

- Как это испытанное? - спросил Доменов.

- Когда имеешь достаточно сильную команду солдат, и каторжане не страшны, - самодовольно ответил Белозеров и встал. Доменов его утомил, а главное - перестал быть интересным.

Белозеров и Доменов вскоре откланялись и расстались.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В лето 18... года иркутский купец Трапезников привел на якутское кочевое торжище караван с разными товарами для обмена на пушнину. Торговля с кочевниками шла шумно и бойко. В самый разгар обычной ярмарочной сутолоки к купцу протиснулся низкорослый, широкоплечий тунгус в худых оленьих унтах и в старой, облезлой кухлянке. Видно было, что он приехал из далекого стойбища, да и с небогатой добычей. На поясе у него висела жиденькая связка беличьих шкурок, пара невзрачных, сухоголовых соболей, в руках поблескивал какой-то небольшой, угловатой формы предмет.

- Что это у тебя, паря, такое? - заинтересовавшись блеснувшей вещицей, спросил Трапезников.

- Камень поднял на сопка... Хороший камень, тяжелый и светлый... Железный, наверное. Может, купишь, начальник? - спросил тунгус.

- А на кой он мне нужен-то? - разглядывая камень, Трапезников прищурил глаза.

- Жесткий камень, начальник, топор сделаешь или веселую наклепку к ружью, пушнины много потом получишь, - расхваливал тунгус.

- А ну дай поглядеть, - протянул руку Трапезников.

- Пожалыста! Сколько хочешь гляди. Можешь зубами попробовать...

- А ты пробовал?

- Кусил маленько, да зуб не берет. На, гляди! - Тунгус отдал камень.

Трапезников взял, что-то соображая, подкинул тяжелый слиток на широкой жесткой ладони, кивнув владельцу, отвел его за оленью упряжку.

- Где ты, паря, нашел? - сдерживая нарастающее волнение и не выпуская из рук драгоценной находки, спросил Трапезников. В его руках был крупный золотой самородок.

- Не шибко далеко и не шибко близко... Хорошенько на оленях поедем через три дня там будем.

- Ладно. Я куплю все твои плохие шкурки и этот камень в придачу, пряча самородок за пазуху, сказал купец.

- Купи, - с равнодушным видом проговорил тунгус, хоть и жаль было ему расставаться с блестящим камешком. Но в чуме не оставалось ни фунта сахара, ни осьмушки чая, мука тоже была на исходе. Детишки скулили, еды требовали, жена молча вздыхала. Как тут не продашь! Правда, уж больно хорошо сверкает камень... - Значит, берешь, начальник?

- Так и быть, все заберу. А ежели, паря, наймешься ко мне в проводники, много товару дам и водки прибавлю.

- Отчего же не наняться, если хорошую цену дашь... Далеко ли ехать-то будем, начальник?