Колька зашел за мной рано утром, когда у нас все еще спали. Он постучал в окно. Я вылез.
— Мураш, — сказал Колька, — я вчера никак не мог. Мы с отцом квартиру обклеивали. Идем быстрее, ребята уже на берегу.
В руках у Кольки были весла, удочка и банка с червями.
— Ты вчера не мог, а я сегодня не могу.
— Не пускают?
— Буду я их спрашивать… — сказал я.
— Тогда непонятно.
— Тебе много чего непонятно!
— Не хочешь, что ли?
— Может, и так.
— Почему?
Я промолчал. Поехать мне, конечно, хотелось, но я все еще злился на всех и на себя тоже.
— Из-за ребят? — спросил Колька.
— Плевать мне на них!
Колька положил на землю весла, удочку и сел на камень.
— Подожду, — сказал он.
— Нечего и ждать, — ответил я. — Без меня обойдетесь. Даже еще лучше будет.
— Мураш, — сказал Колька, — чего ты все время психуешь? Все тебе не нравится. А я ничего не понимаю. Может, я виноват?
— Ты никогда не виноват, — сказал я, а про себя решил, что если Колька еще раз меня позовет, то я пойду.
Колька встал. Он посмотрел на меня, и я впервые увидел у него злое лицо.
— Тогда — на!.. — Колька с размаху пнул ногой банку. Она покатилась, земля вывалилась из нее вместе с червями.
Этого я не ждал. Я даже растерялся. Я стоял и смотрел, как уходит от меня Колька. Шел он не к берегу, а к дому.
— Ты-то чего психуешь? — крикнул я.
Колька не обернулся. И мне показалось, что если я сейчас не сделаю что-нибудь, то останусь один во всем мире.
Я быстро собрал червей, поднял весла и удочку и догнал Кольку.
— Ребята ведь не виноваты… — сказал я.
Колька повернулся ко мне.
— Тебе же на всех наплевать!
— Это еще не известно, — сказал я.
Наташку я увидел издали. Она сидела в лодке на берегу и болтала в воде ногами.
— А ну, слезь с борта, я за тобой нырять не собираюсь!
Я орал справедливо. Мы собирались в море. Это не мальков спасать по лужам. В море все другое — и волны и ветер. А в лодке должен быть один капитан, а не сто.
Наташка, хоть она и вредная, все-таки выросла здесь, у моря, и это хорошо понимала. Она сразу послушалась, села на скамью и затихла.
— Батон, обвяжи два камня, — сказал я.
Батон вылез из лодки и пошел искать на берегу камни.
— Илларион, ты у нас боксер. У тебя мышцы. Садись на весла. Каким концом их вставлять, знаешь?
— Знаю, — ответил Илларион.
Одному Кольке я ничего не приказывал, потому что он все знал не хуже меня. Колька или я сядем на весла, когда будет ветер. А сейчас, пока тихо, пускай гребут слабаки вроде Иллариона.
А я, раз я стал капитаном, буду на них орать и командовать. Но орать — это еще не самая трудная работа. Самое тяжелое дело я должен взять на себя. Правда, особенно тяжелого сейчас ничего не было, но было одно не очень приятное.
В нашей бухте очень мелко и много камней. Если на веслах плыть, сто раз за камни заденешь. Поэтому нужно одному слезть в воду и провести лодку за цепь между камней, пока не выйдешь на глубину. Вот это я уже сделал сам.
Вода была холодная. Но это еще не главная неприятность. Из-за того, что в лодке сидела Наташка, мне пришлось лезть в воду в трусах. Из-за этой же Наташки я не мог выжать трусы и штаны надел прямо на мокрое. Жутко было неприятно сидеть в этой сырости. Я чувствовал себя так, будто в холодной луже сижу. Чтобы согреться, я снова стал помаленьку орать.
— Куда гребешь!
— А куда надо? — спросил Илларион.
— На гряду.
— А где гряда?
— Вон камни торчат, видишь? Давай к ним.
У этих камней мы всегда с Колькой окуней ловили. Они приходили туда охотиться за мальком. Когда окунь бьет малька, ему что хочешь подсовывай, все берет.
Но до гряды было еще пока далеко. Илларион греб теперь правильно, орать было не на кого, и я опять начал мерзнуть. Все получалось не так, как я думал. Ведь мы с Колькой собирались на дальние острова и, может быть, добраться до Мощного. У него весь берег зарос камышом, а в этом камыше миллион щук. Но куда мы могли поплыть с этой командой? Да и зачем им дальние острова? Разве только Батон соображал немного в этом деле. А Илларион сидел в своих новеньких сапогах, в новенькой курточке, около него лежала новенькая удочка; был он весь такой, будто его вынули из магазинной витрины. Таких рыбаков в книжках рисуют, а как они ловят, я давно знаю. У них это не дело и не работа, а вроде прогулки: на солнышке посидеть да удочкой помахать. Мы с Колькой, может, сто километров с блесной проедем, пока одну щуку поймаем. А им все равно — лишь бы поплавок на воде болтался.
Ну, про Наташку и говорить нечего. Она все время вертела головой, ахала и болтала всякие глупости.
— Ой, какое море прозрачное!
— Ой, какое солнце сегодня теплое!
— Ой, смотрите — рыба плеснула.
Она так удивлялась, будто видела это в первый раз в жизни. А Колька смотрел на нее так, словно она говорила жутко умные вещи. Сам он молчал, но все время кивал головой, и мне стало обидно за него, за то, что он как будто поглупел в эту минуту.
— Море — это вода, — сказал я. — Только ее очень много. А солнце — это звезда, самая обыкновенная. Чего это ты сегодня так раскудахталась?
— Ты, Мурашов, скучный, как старик, — ответила Наташка. — Море — это корабли и белые паруса…