Витька с Чапаевской улицы

— Я на икону смотрю, — сказал Витька, поднимая глаза. Над головой девчонки тускло мерцала большая икона в окладе — богоматерь с младенцем. Хорошо, что они были в масках… Вот было бы дело, если бы она его сейчас узнала.

— И вовсе не на икону — на меня ты смотрел… — Девчонка почуяла что-то неладное.

— Уж и посмотреть на тебя нельзя? — усмехнулся в бороду дядя Кондрат.

— Видите, теперь отворачивается! — сказала девчонка. — Я страшная, да? У меня нос в саже?

— Чистая…

— Нет, ты скажи, почему на меня так смотрел?

— Отвяжись! — сказал Витька. — Я вообще на тебя больше смотреть не буду.

— Дедушка, вы слышали, как рвануло? — спросила Верочка.

Витька метнул на нее сердитый взгляд и тихонько показал кулак.

— Громыхнуло где-то на путях, — сказал старик. — И зарево в окно ударило. Партизаны орудуют… Привыкшие мы к грохоту, гроб с музыкой!

— А мы думали, все в поселке слышали, как ты эшелон…

— Дедушка, а сколько вам лет? — поспешно перебил девчонку Витька.

Старик удивленно посмотрел на него.

— Какой любопытный… У меня уже внучата вровень с вами.

На печи кто-то завозился. Отдернулась занавеска, и выглянуло заспанное старушечье лицо.

— Кто это у тебя, Кондрат? — спросила женщина. — Ребятишки какие-то…

— Где у тебя снедь-то?

— Будто не знаешь? В чулане… Гляди, горшки с молоком не опрокинь, как давеча, медведь косолапый!.. Чьи ребята-то?

— Да ты спи, — сказал дядя Кондрат.

Старуха зевнула и снова спряталась за занавеской. Кондрат вышел в сени и скоро вернулся с хлебом, кувшином молока, солеными огурцами, окороком. Все это он прижал к своей широкой груди.

Верочка подбежала к нему и отобрала кувшин, который готов был выскочить у Кондрата из рук.

Ребята принялись уписывать за обе щеки. Старик молча смотрел на них, и глаза у него были грустными. Только сейчас Витька заметил, что дядя Кондрат весь седой, лицо в морщинах.

— Два сына на фронте, — сказал он. — Живы ли?

— Живы, дедушка, — уверенно сказала Верочка. — Честное слово, живы!

— Дай-то бог…

Верочка рассказала, как они прятались от немцев в угольной куче под вагонеткой. Рассказывая, она ухитрялась откусывать по большому куску хлеба и запивать молоком.

А попала она на станцию так: с одной знакомой девушкой пошла в лес за земляникой, она набрала целое лукошко. Вышли на дорогу, а там машина за машиной идут… Одна остановилась, выскочил немец и отобрал лукошко с ягодами. А Тане, знакомой из деревни, велел в кузов забираться. По-русски-то он не может — руками показал… Таня заплакала, ей уже семнадцать лет, и забралась. Машина тронулась, ну и она, Верочка, на ходу вскарабкалась… Не бросать же знакомую в беде? А на станции они потерялись; когда стали людей загонять в вагоны, она под вагонетку и юркнула… А там…

— Дальше все ясно, — перебил Витька, которому надоела ее болтовня.

— Таню жалко, — погрустнела Верочка. — Она такая красивая, добрая… У нее родинка на лбу, как у индианки… А волосы черные, а глаза…

— Про Таню потом, — сказал Витька. — Ты молоти, что тебе на стол поставили. Да, гляди, не подавись…

— Молоти… Подавись… — поморщилась Верочка. — Ну и лексикончик у тебя! Где ты слова такие выкапываешь?

— А теперь куда? — выручил из неловкого положения Витьку дядя Кондрат.

— К своим, — сказал Витька. — На ту сторону.

— Через фронт?

— Придется.

— Вас же, как курёнков, перестреляют…

— Все равно пойдем, — сказал Витька. — Не пропадать же нам здесь?

Старик задумался.

Пальцы его, видно по привычке, забарабанили по столу, накрытому рыжей клеенкой.

— Отсюда до передовой верст двадцать, — сказал он. — Слышите, бухают?

Витька уже привык к постоянному грохоту канонады и не обращал внимания. Ночами над лесом занималось багровое зарево. И не потухало до утра. Слышалась канонада.

— Я давно не пила молока, — вздохнула Верочка.

— Наливай, дочка; мало будет, еще принесу… Коровенку-то немцы не сегодня — завтра отберут. Угонят в Германию. Как с голодного острова — все тянут к себе, гроб с музыкой!

— Коров — что, — сказала Верочка. — И людей. Нас тоже куда-то хотели увезти.

— Вот что я надумал… Завтра в ночь отведу вас к нашим. На ту сторону. Через Верхнее болото. А теперь ступайте спать. В горнице диван и кровать. Сыны там мои спали…

Витька рассказал старику, что на хуторе ждут товарищи, без них он никуда не пойдет. Если дядя Кондрат будет настолько добр, что возьмет их с собой, то Витька немедля слетает на хутор и завтра к вечеру приведет их.

— Сюда не надо, — сказал старик. — От хутора ближе… После захода солнца ждите меня.

— Опять, старый, туда пойдешь? — послышался с печи недовольный голос. — Дождешься, что и тебя, как Федьку Седого, повесят на березе.

— Ты бы помалкивала, мать, — отмахнулся дядя Кондрат. — Не твоего ума дело.

— Горе мне с этим неугомонным… Ни днем, ни ночью покоя нет! Теперь с детишками связался!..

— Дедушка, спасибо за все, — поблагодарила Верочка. — Мы пойдем.

Старик проводил их до калитки, показал самую короткую дорогу на хутор.

— Это она так… — сказал он. — Спросонья. Старуха она добрая.

— Дядя Кондрат, на станции у немцев большой склад боеприпасов… — сказал Витька. — Вот бы взорвать его, а?