Виткевич. Бунтарь. Солдат империи

Один из веских доводов – характер предсмертного письма, оригинал которого таинственным образом исчез. Цитируется копия, направленная Азиатским департаментом после смерти Виткевича его родственникам. Бернштейн уверял, что этот документ показал ему Станислав, племянник Яна, отметивший, что никто в семье в самоубийство его дяди не верил. В своих воспоминаниях племянница Мария подчеркивала, что Ян родным никогда по-русски не писал, только по-польски. А предсмертное письмо было написано по-русски. Тут, правда, можно пофантазировать, допустить, что самоубийца написал его по-польски, а потом его перевели на русский и сняли копию. Однако в мидовском делопроизводство определенный порядок твердо соблюдался, и в таком случае на копии указали бы «копия с перевода».

А вот мнение племянницы Эльвиры: «В нашей семье… его окружает какая-то легенда… В году 1837 (1839) его друзья, среди них и Томаш Зан, находят его мертвого с раной от стилета, а рядом письмо по-русски, адресованное семье, что он сам кончает с собой. Письмо было поддельное. Дядя никогда не писал родным по-русски. Его верный слуга, родом из Пошавше, исчез бесследно, наверняка его тоже убили как свидетеля преступления»[608].

Неточности бросаются в глаза. Виткевича не закололи, умер он от огнестрельной раны. Личность слуги становится все более таинственной, всякий раз он предстает в ином образе. Уже не киргиз? Не Дмитрий? Не Турган-бай? Если родом из Пошавше, значит, литовец или поляк? Смущает сообщение об «исчезновении». Если слуге «пробили череп», то куда в таком состоянии он мог подеваться? Или не «пробивали», и исчез он после того, как пообщался со Штакельбергом?

Племянницы в год смерти Виткевича были еще детьми, ну, возможно, подростками, и какие-то детали из подслушанных разговоров взрослых могли запомнить не совсем верно. Но едва ли это относилось к неувязке с письмом, то была вещь слишком серьезная, несомненно, вызвавшая в семье бурю споров и эмоций. Эльвира вспоминала: «Из полиции потом доставили письмо – письмо было не дядино – в котором говорилось… что он кончает с жизнью, пакет со старым, потертым халатом и еще какие-то мелочи. Письмо было написано по-русски»[609].

Итак, сторонникам версии об убийстве есть на что сослаться. Доказательства не прямые, косвенные, но много ли надо авторам, падким на эффектные теории? Версия с убийством отлично укладывается в представление о Виткевиче как герое-одиночке, упорно выполнявшем свой долг вопреки наветам и интригам со стороны злобных врагов, непоследовательности и фактическому предательству своего же начальства.

Если убили, то кто убил? Чаще всего вина возлагается на англичан. Виткевич им крепко насолил, и они ему отомстили. Или расправились, чтобы похитить бумаги, которые могли навредить Великобритании. Заказали и подослали наемного убийцу.

М. А. Терентьев рассуждал следующим образом: «Трудно, однако, допустить, чтобы человек, бившийся столько лет, чтобы поправить свою карьеру, отказался от нее как раз накануне исполнения самых пылких мечтаний, на девятый день по приезде в Петербург. Многие подозревали в этом загадочном происшествии английскую руку… Кому более всех должны быть интересны бумаги Виткевича, как не англичанам? Кто наиболее был раздражен неудачей Бернса и сердит на Виткевича, как не англичане?»[610].

Во время встречи с Заном на Невском Виткевич обронил: «Если бы я попал в руки англичанам, на части бы меня разорвали»[611]. Что ж, это понятно, учитывая, что он чуть не сорвал их далеко идущие планы. Допустим, разорвали бы, но это еще не означало, что именно они организовали на него покушение.

Зачем им было ждать приезда Виткевича в Петербург? На это мы уже обращали внимание. Разве не проще было разделаться с ним в азиатской глуши, где-нибудь в Афганистане, свалив вину за убийство, скажем, на каких-нибудь разбойников? Вполне натурально могло получиться, меньше всяких домыслов и шума.

И что опасного для англичан могло быть в бумагах Виткевича? Доказательства, что они ни в грош не ставили российские интересы и хотели завоевать весь Афганистан? Так в Петербурге были прекрасно осведомлены на этот счет. Войну британцы затеяли, заняли Кандагар, вот-вот должны были занять Кабул. Ну, и опять-таки, отнять документы было бы гораздо проще до отъезда Виткевича в столицу, в Персии или Афганистане.

Чтобы избежать этих «подводных камней», Гус придумал свой, особенный вариант (писатель имеет право на вымысел!). В Петербурге Виткевич, дескать, случайно столкнулся с английским шпионом, который давно был у него на примете. И этот мерзавец, испугавшись разоблачения, подлейшим образом прикончил офицера. Подобное допущение ни на чем не основано, но для романа очень даже годится.