Виткины байки

Боже мой! – говорят мне многие – как это нормально! Она не хочет видеть, как ты еще с кем-то трахаешься! И это так сильно, что она готова отказаться и от своего кайфа, и от тебя самого, лишь бы только не знать и не видеть!

Я вроде бы понимаю. Я раньше не думал, что это так сильно. Мне немножко трудно понять это – может быть, примерно так, как Мюнгхаузену трудно было понять, что никому не нужно 32 мая. Особенно его Марте – ей было куда как важнее расписаться с ним.

Эта аналогия с Горинской историей про Мюнгхаузена и Марту вообще очень далеко идущая – вспомните историю про Парад Пороков: и Витка, и Марта, добившись своего (росписи, семьи), это бросают – или во всяком случае, разыгрывают очень сильные и реальные представления, что бросают. При всех наших ссорах я никогда не бегал в ЗАГС разводиться; а Витка это уже делала. То есть этот сюжет – он пожёстче и похитрее того простого, что женщина борется за верность и семью: тогда бы не было Павлика, уходов и еще многих деталей. Такие женщины бывают, мне рассказывали, но Витка не из их числа. Марта в моей любимой пьесе завоевывает Мюнгхаузена, перековывает его по-своему (причем так сильно, что ему самому это кажется самоубийством), а потом бросает, потому что он ей такой не нужен.

Дзэнский учитель мог бы сделать такое, но не вслепую, и осознавая определенную “позитивную программу”. Там считается, что отнять меч у воина и хлеб у голодного – это допустимый способ разорвать привязанность, которая порабощает человеческую душу. Аналогия с дзэн, если она не полностью притянута за уши, – это моя единственная на сегодня попытка найти в этом сюжете что-то радостное.

“Наверное, я опять предам тебя, Карл”, – говорит Марта, и эти слова я хотел поставить эпиграфом к этой главе. Выбрал другой, посмешнее.

Освобождение (рассказ Витки)

Мюнхгаузен . Господа! Я пригласил вас сюда, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие… Я решил воскреснуть!

Следующий месяц после мистерии с Анечкой был похож на ад. Я не могла простить Митю, у меня всё время всё болело. Я ненавидела его и ненавидела себя за то, что всё это допустила. Я всё время думала, как же так, что же мы сделали, что любовь разрушена, короче, занималась самоедством по полной программе. Я пыталась отвлекаться, но не могла.

И вот спустя месяц мы решили с Митькой поехать в Ялту. С Ялтой рядышком Симеиз, в котором в это время работала моя подружка Лилия. Я поехала искать ее там (мне необходим был близкий человек, а она была самым-самым), но не нашла. Это было еще одним показателем того, что я не в себе. Между тем, мне везде мерещилась Анечка – а я знала, что она сейчас со своим мужем где-то здесь в Крыму. Я ходила по Симеизу и представляла себе, как я ее встречу. Я пыталась найти способ всё это закончить. Но ничего не получалось, я ходила больная, мешки под глазами, лица нет.

Потом мы уехали из Ялты, вернулись домой, а еще через несколько дней я опять поехала в Симеиз, одна. Там я нашла-таки свою подругу, а еще встретила пару старых знакомых. Очень экстравагантные ребята, увлекавшиеся индуизмом; они стояли с палаткой в горах над Симеизом, и пригласили меня к себе. В это время у них явно были те же проблемы, что и у нас с Митькой: его интересовали другие женщины, и он тупо к ним стремился, а ей говорил – хочешь жить со мной, тогда разделяй мой образ жизни. Я не хотела играть для них роль Анечки, хотя это явно началось: он ко мне проявлял интерес, а она начала конкретно меня ревновать, хотя мы с ним даже не поцеловались ни разу, просто были рады друг другу.

Они мне говорят: «Виточка, что с тобой происходит? Эй, девочка, ты что, заживо умираешь? Приди в себя!» Я говорю: «Ребята, сил нету. Поделитесь энергией! Сделайте что-нибудь! По-мо-ги-те!» Потому что мне уже просто не хотелось жить от боли.

Я пошла спать с ними, в их лежбище, но не стала спать с ними в палатке, потому что разыгрались эти сцены ревности, и вместо этого я всю ночь сидела у костра. А перед этим, поздно вечером, я поломала их фонарик, какой-то супер-дорогой, чтобы они вместе, наорав на меня, объединились. То есть я это поняла сразу же, как только поломала, еще когда батарейки падали во тьму.

В этот вечер я нарушила запрет, который мне месяц назад поставил Митя: не курить траву. Ребята мне сказали: что за детский сад, почему ты позволяешь какому-то мужику решать, что тебе делать, а что нет? И я подумала: ёклмн, как велико влияние моего мужа на меня! Он мной вертит как хочет, он делает что хочет, устраивает всякие дурацкие игры, а я его слушаю. Ни х…я себе! Всё! Всё! И я покурила травы (еще до того, как мы поднялись в горы), и мне было очень хорошо, меня пёрло всю ночь.