Виткины байки

И вот поздно ночью видят они такую сцену. По коридору на кухню идет Илья. Заходит на кухню, довольно аккуратно для пьяного, открывает духовку газовой плиты и какает туда. Потом с силой духовку захлопывает и идет обратно. Вся компания видит это через полуоткрытую дверь, вначале немеет, а потом идет Илью будить (он уже опять упал спать) и ругать. А он говорит: «Да ну на хуй! Я насрал в духовку? Это нереально! Это, наверное, Паша». Паша Матвеев, который спал с ним рядом, известный и любимый нами крымский художник, в общем-то, действительно способен на подобные поступки. Так что гипотеза могла бы прокатить – но тут-то все видели! И хозяйка жестко заявляет Илье, что или он идет отмывать содеянное, или она его отправляет спать на улицу. Илья хныкает, но идет за водой и тряпкой. Духовку он кое-как моет. А назавтра продолжающаяся свадьба имеет еще одну тему для веселья: сват насрал в духовку!

И не сразу, конечно, но потом Виточка ехидно спросила Благородного Дона: «Ну что, Илюша, понял, как можно по пьяни написать в кровать?»

И Благородный Дон, вероятно, таки что-то понял.

Витка к рассказу об этом глубокомысленно прибавляет: «Какая ясная символика! Духовка – это же женский символ, матка. Горячее место посреди дома, откуда рождается хлеб. Так что он отомстил женщинам, которые ему отказали – ну, мне, в первую очередь, и хозяйке заодно. А ведь духовка, блин, – это еще и духовное, душа!.. Куда хотел насрать, подлец!»

Говно

Первое детское воспоминание, по мнению многих психоаналитиков, несет в себе важную информацию о чем-то таком, что тоже несет важную информацию. Такое маленькое существо – представляете? – вообще какая-нибудь мурашка, муравей, а несет на себе Важную Информацию. Наверное, как Вечный Жид, оно обречено ее носить, пока не найдет места, куда бы положить, или кого-то, кто взял бы ее на себя.

Вот первое детское воспоминание Виточки, которая вообще свое раннее детство здорово помнит, в отличие от меня, грешного:

«Я просыпаюсь утром в своей кроватке. Мне 8 или 9 месяцев. Утро очень хорошее, солнечное. На большой кровати рядом с моей – папа и мама. Они очень красивые, им хорошо. Они занимаются любовью. Я хочу к ним. Я тяну к ним ручки, но они меня не берут. Я начинаю плакать, но они отворачиваются к стенке от меня и продолжают любиться. Я такая маленькая! Что я могу сделать? И тут вдруг я понимаю, что делать. Я сажусь и какаю – но не жидко, а такими маленькими тверденькими какашечками. А потом беру их по одной и кидаю в родителей».

Это совершенно обычный способ взаимодействия в их семье – кидаться говном. Как, кстати, в очень и очень многих семьях. Этот движняк уже давно захватил и нашу молодую семью. Хочется любви; но если ее нет, то мы кидаемся говном (упреками, обвинениями, раздражением и тому подобным). И чем больше говна, тем меньше возможность любви. Увы! Так и живем.

Терроризм по-деревенски

Бургомистр. Карл, мне тут сообщили довольно странное известие… Ну… будто бы вы… объявили войну… Англии…

Мюнхгаузен (достав часы). Пока еще нет. Война начнется в четыре часа, если Англия не выполнит условий ультиматума .

История произошла 31 декабря, так что ее можно считать за новогодний маскарад. Сцена, однако, очень реальная.

В деревне нашей живет семья татар, с которыми мы когда-то раньше дружили, а затем крепко поссорились. Ссора эта в вялотекущем состоянии длится уже пару лет. И вот на нынешний Новый Год Витка готовит карнавальные костюмы; и вдруг вспоминает, как два года назад давала этим татарам кусок материи шахматной расцветки, тоже на новогоднее представление в клубе, на костюм ребенку. Она посылает за ним соседского армянского мальчика – чтобы самой во вражеский лагерь не соваться. Мальчик возвращается и говорит, что тетя Эсма передала, что никакой ткани нет. Витка озлобевает. Жалуется мне. Я не хочу раздувать конфликт из-за куска материи и предлагаю Эсму торжественно проклянуть, а про ткань забыть.