Витькины небеса. Жить ради Победы

      Вот и покупались! Пацаны опечалились. Выговор грозил лишением и без того небольшой зарплаты на 20 процентов в течение нескольких месяцев. Да и как идти к начальнику голышом? Пришлось ребятам смастерить из веток берёзы что-то вроде набедренных повязок. В таком непотребном виде, сильно смущаясь, подтолкнув вперёд младшего из них – Витьку, зашли ребята, потупив взоры, в кабинет начальника кузнечного цеха.

– Ну, вы и папуасы вятские! – не удержался от смеха начальник-москвич и добавил, пародируя местный говор. – Лико чо! Лико чо!

– Простите нас, Александр Фёдорович, мы больше так не будем. Жарко стало, решили вот искупаться, – мямлили провинившиеся.

– На втором этаже душ имеется, там купайтесь!

      Начальник кузницы, товарищ Ветров, был человек добрый. Выговор не объявил и зарплату урезать не стал. Поругал для порядку – да и определил обычное для мелких нарушителей наказание, установленное в цехе. Пришлось ребятам оставаться после смены и отмывать тряпками, лазя по стремянкам, огромные, вечно грязные от копоти окна кузнечного цеха. Заодно и лозунг оттёрли.

***

      В конце весны бабушка вдруг тяжело заболела, слегла. Никто не мог понять, что с ней. Врачей толковых на Филейке не водилось. Все более-менее понимающие медики – либо на фронте, либо в многочисленных госпиталях города. У докторов и так нагрузки хватало лечить раненых красноармейцев, и уговорить кого-то из них добраться из города до Филейки, чтобы осмотреть слёгшую старуху не было никакой возможности. А пришедшая из заводской санчасти докторша, послушав бабушку, дала ей каких-то таблеток. Да они не помогали.

      Бабушка сохла на глазах. Она уже и не ела ничего, изредка лишь мочила губы водой, поднесённой в чашке. С каждым днём она угасала. «Пора мне к сыночеку моему, пожила на земле, хватит», – сказала она как-то родным. А потом призвала к себе маму, попросив остальных отойти, и долго-долго шептала ей что-то на ухо.

      В тот же вечер привела мама к бабушке странных людей. В дом вошли три очень пожилых, с длинными седыми бородами, старца. Была с ними и старушка не намного моложе бабушки, но с виду довольно бойкая.

      Они плотно занавесили покрывало, отделявшее бабушкин угол – даже маму туда не пустили – и принялись что-то нашёптывать. «Молятся, что ли? – задавался вопросом Витёк. – Хорошо хоть подселенцев сегодня нет и никто из посторонних всё это не видит». Действительно, так получилось, что по странному стечению обстоятельств все подселенцы этой ночью работали.

      Витька, как и остальные домашние, давно уже лежал в постели. Вот только заснуть он никак не мог. Всё прислушивался к шёпоту, доносящемуся из-за занавеси. Ворочался, время от времени проваливаясь в дрёму. Наконец, пришло утро. Невыспавшийся Витька собирался на завод. Он начал уже всерьёз опасаться, что вернувшиеся с ночной смены подселенцы застанут у них в избе этих богомольцев. А они, как считал мальчишка, явно антисоветский элемент. Но тут старцы с пришедшей старушкой вышли из бабушкиного угла. Поклонившись обитателям дома и одарив их добросердечными взглядами, покинули они Витькину избу, унося с собой какую-то большую коробку.

      Интересно, чегой-то они понесли? Витька мог поклясться, что приходили они к ним в дом с пустыми руками.

20. HERNIA INGUINALIS

      Прошло несколько тягостных дней после визита таинственных старцев. Витёк догадывался, что являлись они неспроста. Помолились за бабушку и унесли ту древнюю икону, что была у неё запрятана. А та старушка, что с ними приходила, наверное, станет новой её хранительницей. Единственное, что Витька никак не мог понять – почему среди верующих такое внимание именно к этой иконе? Ведь, когда разрушали церкви, образов этих валялось в округе бери – не хочу! Многие граждане, сбросившие с себя религиозные путы, и брали – для хозяйства. Кто полку в избе из икон смастерит, кто – кормушку для скота. Но к этому образу, похоже, отношение было особливое; именно его верующие желали сохранить во что бы то ни стало и от поругания всячески сберегали.