— Вот, глянь-ка, — начал объяснять Мишка. — Силой воды, падающей из пруда, приводились в действие водяные колеса, а от них — заводские механизмы.
— Вон печь доменная, — перебила старшего неугомонная девчонка, указывая на строение, окружённое высоченными горами шлака. — Её недавно, перед самой войной, закрыли.
Ребята прошли по дамбе мимо колхозной лавки и добротного деревянного здания с цифрами «1892» под крышей, в котором, как объяснила Стёпка, располагалась заводская контора. На следующем здании красовалась вывеска «Клуб». Девчонка тут же ткнула в него пальцем:
— Здесь при царе инженер Павлов жил, заводским управителем был, а потом в Москву уехал, академиком стал, — заявила она. — А сейчас мы тут в хоре поём. Знаете, какой у нас в Климковке до войны хор был? Сто человек! Нигде такого нету!
— Хор — это замечательно, — согласился Витёк. — Люблю, когда поют.
— У нас и больница своя, и школа, и политехникум есть. Вот и памятник, пожалуйста, мы к нему по праздникам цветы возлагаем.
Ребята приблизились к неказистому сооружению в виде столбика с красной звездой и надписью «Борцам Революции». Поодаль возвышался большой заброшенный храм. Неумолкающая Стёпка перехватила взгляды мальчишек.
— Спасская церковь это. Закрыли её. А раньше-то сюда каждодневно человек по пятьдесят, а то и по сто паломников приходило с разных городов и сёл. Да и сейчас ходют к горелым младенцам, не так много, конечно. А ещё у нас источник есть волшебный. Манигор зовётся. Туда тоже ходют. И там часовня была, да снесли её.
— Обожди, Стёпка, а кто они такие, эти, как их, горелые? — спросил Витёк.
— Как?! Ты не знаешь?! Их ещё пламенными младенцами прозывают, — девчушка, искренне удивляясь, таращилась на Витьку так, словно тот признался, что не знает, кто такой Стаханов или Чкалов, например.
А поглазев, принялась сбивчиво пересказывать жуткую историю гибели трёх маленьких братьев Димы, Илюши и Васи, возраст которых был от двух до семи лет. Их в 1883 году зарубил топором собственный отец, помутившийся рассудком от голодного плача детей. После того бросил истерзанные тела своих сыновей в огонь печи.
— Старожилы сказывают, что в момент сожжения младенческих тел из печи выпорхнули три голубя; стало быть, знамение Божие, — округлив глаза на улыбающихся мальчишек, поведала маленькая сказительница.
Убиенных мальчиков стали почитать как святых мучеников. В их память соорудили три часовни, написали икону. К месту гибели детей начали приходить люди. Стали они молиться о своих нуждах, брать чудодейственную воду из колодца возле их дома. Каялись, да и получали исцеление от недугов. Но в предвоенные годы власть словно взбесилась: все окрестные церкви позакрывали, попов по лагерям за антисоветчину отправили, часовенки порушили, колодец тот закопали. Народ начал опасаться молодчиков из Союза Воинствующих Безбожников, и паломников стало совсем мало.
— Ну, и что? — возразил Витька. — У нас на Филейке тоже монастырь разрушили и церковь закрыли — значит, надо так. Мешали они, видать.
— Да кому же мешали-то? — вздохнула девчушка. — Ведь они за нас Бога молили.
Витёк твёрдо знал, что партия большевиков никогда не ошибается, но спорить не стал.
— А вон там у нас Веприково; знаете, почто местечко это так зовётся? — без перехода продолжала экскурсию Стёпка. — А пото что работали на Климковском заводе поначалу крепостные крестьяне, купленные или выигранные в карты капиталистами. Но работали здесь, особенно на рудниках, и свободные люди. И вот однажды один из работников выдал начальству, что трудившиеся с ним люди — не свободные, а сбежавшие от помещика крепостные. Хозяин распорядился засыпать беглых в шахте. Однако погибли не все. И те, что остались живы, наказали иуду: исщепали деревянный заслон и зажарили предателя, яко веприка. С тех пор это место Веприково и есть.
А ещё вокруг посёлка есть остатки рудников и куреней, где выжигали уголь. Название одного из них — Французский, потому что тут работали после Отечественной войны 1812 года пленные французы. А название другого — Австрийский, там во время империалистической войны трудились пленные австрийцы.
— Так, значит, скоро и Немецкий появится, когда наши фрицев победят! — подвёл итог экскурсии Миша.
Следующим утром Мишу и Витю посадили на «Красный обоз», состоящий из трёх саней с продуктами, которые регулярно отправлялись из колхоза рабочим кировских заводов. Проезжая мимо Климковского военно-учебного пункта, мальчишки видели, как местные ребята отрабатывают удары штыком под началом однорукого красноармейца.
Обратная дорога гораздо приятней. Пацаны отдохнули и были более-менее сыты. Конечно, жизнь в Климковке — тоже не сахар. И там излишеств на столе не водилось. Далеко до тех картин, которые рисовало Витькино воображение накануне путешествия.
Ближе к вечеру, проезжая через Слободской, вспомнили мальчишки их ночёвку здесь и бойкого паренька Гришу Булатова.
— Хвастун этот Гришка! Шоферская должность его, видите ли, не устраивает, в разведку захотел, — возмущался Миша.