Витькины небеса. Жить ради Победы

Мальчишка зажмурился, и вновь перед глазами — папка. Вот выезжает он на своей лошади с территории строящегося завода. Молодой, удалой, сильный. А маленький Витька уже поджидает, кричит ему: «Папка, папка!». Отец оборачивается на голос сына, и добрая улыбка озаряет красивое лицо. Батя подхватывает довольного Витьку, садит рядом, и они направляются домой, к маме. Такого не будет больше никогда…

* * *

Обучаться токарному ремеслу прикрепили Витьку к одному из самых опытных на заводе специалистов — 19-летнему Паше Сечину. Познакомившись с ним поближе, Витёк узнал историю своего учителя. Родом он был из-под Брянска. Перед самой войной оказался в Москве, попав в первый набор только что созданных ремесленных училищ. Жил в общежитии у Киевского вокзала, а учился в РУ № 18.

Когда началась война, ремесленники встали к станкам взамен ушедших на фронт взрослых рабочих. С первого дня — никаких поблажек. Работа без выходных и отпусков ежедневно по 12 часов; а бывало, и все 24 часа (если сменщика вдруг болезнь свалит). 19 октября 1941 года, когда фашисты подошли уже вплотную к Москве, ремесленникам отдали приказ следовать пешком на Владимир. В училище открыли вещевой склад, чтобы ребята могли взять в путь-дорогу кому что надо. Пашке достались перчатки, калоши и одеяло. Два дня шлёпали они по грязи среди многотысячной толпы беженцев. Добрались до Ногинска. Денёк там отдохнули, и снова в путь до следующего города. Пару раз случались бомбёжки. Тогда беженцы разбегались врассыпную, чтобы затем вновь продолжить путь.

Так и шли они день за днём, неделя за неделей, пока не попал Павлик в отряд, формирующийся для отправки на 32-й завод. Дальше ехали железной дорогой, подолгу стояли на станциях, пропуская эшелоны, спешащие на фронт. Несколько раз над их поездом кружили самолёты со свастикой, но всё обошлось.

По прибытии в Киров разместили ребят на ночлег в клубе мясокомбината. Местные вятские жители встретили их весьма радушно, помогали, как могли, отрывая от себя последнее. На следующее утро отправились ребятишки на эвакопункт, что на улице Энгельса. Потом какое-то время жили в помещении опустевшего промтоварного магазина, спали на полках торгового зала. После прохождения санитарной обработки оказались ремесленники на Филейке. Сначала пожил Пашка в землянке, пока не построили барак № 20, надолго ставший его домом. В каждой из четырёх комнат этого барака жило по семьдесят человек, ютясь на двухэтажных нарах.

— Да-а, бывал я как-то в гостях в одном таком бараке! Номер его 25, кажись, — проявил свою осведомлённость Витька. — Условия там, конечно, в начале войны были о-хо-хо!

— Не то слово; буржуйки хоть и топились постоянно, а вода в ведре коркой льда покрывалась, — поёжившись, вспоминал Павел. — Но постепенно обжились как-то.

Начинали работать в возводимых ими же холодных цехах. С питанием была неразбериха. Вначале выстаивали в очереди за хлебом больше часа, затем вставали за супом. Когда подходила очередь, от двухсот граммов хлеба, что давали на обед, уже ничего не оставалось. Вскоре ради экономии времени обеды начали доставлять дежурные (свои же работники) прямо на рабочие места. Завариха из воды с мукой да мороженая картошка с кусочком селёдки весом 37 граммов — стандартное обеденное меню.

На некоторое время переводили Пашу работать в цех, размещённый в центре города, рядом с главпочтамтом, в деревянном здании кинотеатра «Колизей». Работающие станки, стоявшие прямо в зрительном зале, издавали неимоверный шум, усиленный хорошей акустикой. Из-за грохота и крикнешь — не услышат. После смены башка раскалывалась на кусочки. А расположили заводской цех в кинотеатре по причине острой нехватки производственных помещений. Вот и приходилось Пашке ползать на работу по колено в снегу, пешком в одну сторону шесть километров. Тогда, в первое время, приезжие ребята особенно тяжело страдали. Часто случались голодные обмороки.

Как-то двое москвичей, которым наконец исполнилось по 18 лет, пошли в военкомат, чтобы их отправили на фронт. Руководствовались не только патриотическими чувствами, но и здравым смыслом, полагая, что в армии и кормят лучше, и не такая невыносимо-изнуряющая жизнь. А положение сложилось настолько тяжёлое, что даже риск погибнуть в бою уже ни капли не пугал. Так вот, о визите том тут же на завод телефонировали их начальнику товарищу В.А. Шмелёву. Тот сразу прискакал на лошади и прямо перед военкоматом избил добровольцев резиновым шлангом. Бил от души, синяки потом с месяц держались. В чём-то он был прав. Ведь московских квалифицированных рабочих тогда очень не хватало, кто-то должен был обучать прибывающих на завод из местных деревень малограмотных подростков.