Виток истории

Откуда-то появились санитары. Осторожно положили его на носилки. Он не стонал и не шевелился. Торий Вениаминович умер по дороге в больницу.

Я разбираю его бумаги. Стремительный почерк, буквы похожи на стенографические значки. Кляксы разбросаны по страницам. Очень много исправлений разноцветными карандашами: красный правит чернила, синий карандаш правит красный, зеленый правит синий, — так, очевидно, он различал более поздние правки от ранних. Исписанные листы сухо шелестят, говорят со мной его голосом. Он первым решился поставить на себе опыт, который мы пока проводили на животных — моделях. И если не бояться горечи, то надо признать, что он и был тем человеком, о котором мы мечтали, — Homo celeris ingenii Он пришел к нам из будущего. Почему же нам было так трудно с ним?..

НА ДНЕ ОКЕАНА Научно-фантастический рассказ

Он силился припомнить свое имя… И впервые ему стало по-настоящему страшно.

Что это с ним творится?

Он взглянул в зеркало, отшатнулся и больно ударился ногой о выступ стола. Затем бросил взгляд на электрокалендарь.

«Зачем я смотрю? Он ведь испортился давно. Может быть, я совершил самую большую ошибку, когда сразу не стал чинить его. Время остановилось для меня…»

Его мысли путаются и расплываются. Разве время может остановиться? Раньше он знал совсем другое. Его учили совсем не этому. А чему же? Всегда ли тому, что нужно? Почему же не научили, как спастись сейчас?

Он спрашивал себя о чем-то и тут же забывал о собственных вопросах.

Сколько же времени прошло от аварии — от того часа, когда батискаф лег на дно океанской впадины и больше не смог двинуться? Три недели, месяц?

Он зашагал по каюте то медленно, то ускоряя шаги. У термостата остановился, вытащил пучок водорослей, съел… Его движения были вялыми, ленивыми…

«Я схожу с ума, — думал он. — И тут мне никто не поможет…»

У него было все — электроэнергия, пища, кислород, удобные кресла… Это создали разные заботливые люди — конструкторы, инженеры, биологи, медики. Вот и его батискаф, его детище — сколько в нем труда различных людей! Двигатель создан по идее его брата. Многослойная обшивка с прокладкой, какую впервые применил его отец на подводных лодках. Такая обшивка выдерживает давление в сотни тысяч тонн.

Он садится в кресло, опускает подбородок в раскрытую ладонь и думает о своей семье. Так ему легче. Иногда уголки губ приподымаются, словно для улыбки, но она не получается. Его семья целиком состоит из конструкторов и судостроителей, если не считать дяди-композитора. В их семье, где все говорили о килях и обшивках, о двигателях и коэффициентах полезного действия, странно звучали дядины слова: сольфеджио, симфония. И сам он был странным, со своими длинными пальцами и рассеянно-сосредоточенным выражением лица. Да, его лицо почему-то одновременно выражало и рассеянность и сосредоточенность: сосредоточенность — к звукам, рассеянность — ко всему остальному. Он говорил: «Море — это тысячи симфоний. Вы не всегда слышите их, а я не успеваю их записывать». И еще он говорил: «Духовная пища… Человек не может жить без нее…»

«Чудак… — думает он о дяде. — Чудак…»

Больше у него нет мыслей, и это пугает. Он напрягает память — что-то забылось!

«Все вложили труд в мой батискаф… И только дядя… Симфонии моря… Зачем? Что это дает вот в такие минуты, когда даже другое — нужное, необходимое — не может помочь?»

Он вскакивает с места, подбегает к стене и изо всех сил бьет по ней кулаком. Многослойная обшивка гасит звуки, и он хихикает и подмигивает самому себе.

Эта обшивка защищает от огромного давления тысяч тонн воды его тело, его плечи, ноги, череп. Но эти тонны все равно давят на его мозг, и тут обшивка бессильна.

Давление воды на пьезокристаллы беспрерывно заряжает аккумуляторы, приборы очищают морскую воду и превращают ее в питьевую. А другие приборы добывают из морской воды кислород, необходимый для дыхания. У него есть и пища, ее хватит на столетия, потому что питательные водоросли размножаются быстрее, чем он употребляет их.

Все предусмотрено. Он может ждать, пока его найдут. Он не умрет ни от удушья, ни от голода, ни от жажды. Все предусмотрено.

Короткий смешок переходит в смех, в хохот. Да, он не умрет от голода, его не раздавит толща воды, но она раздавит его мозг. Он сойдет с ума — вот что с ним случится. И тут бессильны и мудрые конструкторы двигателей, и проницательные биологи, вырастившие эти замечательные водоросли.

Если бы услышать звук человеческого голоса! Если бы не эта проклятая тишина, окутавшая его, словно толстое ватное одеяло!

Он хватает все, что подворачивается под руку, и швыряет куда попало. Предметы ударяются о стену и беззвучно падают на пол…